Шамаханская царица (СИ)

  - Что дальше? - рассмеялся Иван Берендеевич. - Ты хочешь указаний? Чтобы за тебя вершили твое будущее?

  - Странно, а мне показалось, что вы хотите сказать, добро пожаловать в команду, новобранец, тебя выбрали. Ну и дальше про то, что легко не будет, что на мне лежит великая миссия, про надереть им задницу, ну и прочее про борьбу Добра со Злом.

  - Не скажу. Ни про выбрали, ни про добро пожаловать, ни, тем более, про Добро и Зло. Пропадает смысл выбора, если его навязывают извне. Как определить, к чему склонен человек, к чему способен, если не давать ему возможности проявить себя?

  - Очень мило, - сказал я. - То есть, вы хотите сказать, что я должен проявить себя?

  - Я ничего не хочу. Я рассуждаю - ты выбираешь смыслы.

  - Я это уже заметил. Второй день все, с кем я тут встретился, говорят параллельно мне. Что-то сообщают, делятся наболевшим, но все сказанное мало связано лично со мной. Как если бы ты смотрел сложный красивый фильм, потом вышел попить воды, пил долго и со вкусом, ну и пропустил важную часть. И когда вернулся - ничего не понимаешь. Они там на экране говорят в полной уверенности, что ты в курсе всего, с ними происходящего, что если ты и отлучался, то только на рекламу. А ты не улавливаешь никак, приходится сопоставлять - что было раньше и сейчас.

  - Тебя это удивляет? Вообще-то, человечеству свойственнен именно такой способ общения. Как между отдельными индивидуумами, так и в целом. Говорить параллельно, стремясь самоутвердится, а не понять собсеседника и его язык. После чего начинаются вопросы и удивление: почему нас не понимают? Но в твоем случае у непонимания другая причина. Не хочешь предположить, что говорят не только с тобой, с твоим верхним сознанием? Обращаются ко всему тебе. К твоим внутренним личностям, подсознанию, к тому, что лежит глубоко внутри тебя. И получают ответ.

  - Ловко.

  Меня это потрясло. И невольно вырвавшееся 'ловко!' было только первой непроизвольной реакцией. Говорить с твоим подсознанием! Представляю, что оно способно наболтать обо мне! И главное, ты ничем, никакими внутренними усилиями не можешь повлиять на процесс, твоя душа предательски, и, подозреваю, чистосердечно выболтает все сокровенное!

  - А что ты скажешь, если твой собеседник будет видеть близкое будущее и говорить, обращаясь к возможным вариантам, своими словами извлекая из пены будущего наилучший - а твоя реакция будет его создавать? Ты сочтешь такого собеседника не в себе?

  Я ошеломленно затих. Выходило слишком невозможно. Заманчиво, умно, красиво... и невозможно. Нет, ну неужели Они и на такое способны?

  - За... Залина тоже так умеет?

  - Отчасти. Она еще совсем молода.

  - Лет сто, не больше, - пробормотал я, не в силах совладать с услышанным. - Мне кажется, что я поторопился и сел за шахматную доску играть с гроссмейстером.

  - Пойдешь на попятную?

  - Нет... не уверен... но играть в таких условиях невозможно, результат очевиден.

  - Сдаешься?

  - Нет, беру паузу.

  - Бери, бери, - Иван Берендеевич кивнул и, потянувшись, встал со стула. - Отдохни, подыши свежим воздухом, подумай. Присмотрись. Прислушайся. К себе и другим.

  - Могу я увидеть Залину?

  - Нет, она на процедурах. И твои сомнения не развеет, не надейся. Не беспокой ее.

  - Но я ее увижу хоть когда-то?

  - Не задавай неприятных вопросов и не получишь неприятных ответов, - заметил Берендеевич, собираясь уходить. - Тебе уже сказала вчера Фрея.

  - Хорошо, хорошо. Только, Иван Берендеевич, погодите. Я все же задам этот вопрос, как бы вы на меня не смотрели! Вот эта река, Смородинка, она уже не в нашем мире?

  - Ты и сам это знаешь, - улыбнулся папенька Залины.

  - И вы все не можете туда попасть, потому что человечество в нынешнее время не достаточно собрано, чтобы своей верой и волей размягчать, пробивать пространство?

  - Вот видишь, вопросы и не нужны, когда сам знаешь на них ответ.

  - Но почему наука ничего об этом не знает? Почему за два тысячелетия...

  - За одно, - поправил меня Берендеевич. - Современная наука родилась в шестнадцатом веке, после Нютоновых 'Начал'.

  - ... никто не нашел, не определил, что так можно, что мы так умеем?!

  Иван Берендеевич пожал плечами, подхватил из вазочки обломок печенья, схрумкал его и пошел с балкона прочь. Но у дверей остановился и полуобернувшись, произнес:

   - Потому что оно не лежит на поверхности. Потому что лезть внутрь себя гораздо труднее, чем в недра природы. Потому что нужна дисциплина ума не одного, а многих людей. Да, собственно, Фрея тебе все рассказала. Феномены были возможны лишь на волне энтузиазма, когда скептицизм и деловая жилка людей еще не взяли верх.

  - И поэтому вы пишете про Фиглоков, Луну и планету Нибиру, расшатывая человеческое сознание, заставляя людей поверить в невозможное?

  Иван Берендеевич с заметным удовольствием улыбнулся.

  - И про Фиглоков тоже. Раз ты так думаешь, то скажу больше. Сколько уж пришлось в свое время порассказать! Аглая Сигизмундовна называет этот процесс изданием методичек. И про курьи ножки, и про царевичей, и про налево сказку говорит. Это все до сих пор гуляет, правда перевранное бозбожно.