Шаман

Кошко Пётр, естественно, хорошо знал. При нём он прослужил в сыске полтора года. Несмотря на то, что с Филипповым его нельзя было сравнивать (тот был фигурой для петербуржского сыска слишком большой), он остался в памяти Петра при хороших воспоминаниях. После раскрытия в октябре 1906-го года убийства купца на Выборгской набережной, «дела Серебряного кольца», он относился к Петру очень хорошо, что бросалось в глаза примечательно, потому как в целом он был человеком тяжёлого нрава – через край строгим, беспощадным к проступкам, ошибкам, рассеянности. Сорокаоднолетний Кошко был импульсивный, неуравновешенный, часто срывался на крик и мог даже приложить кулаком. Когда он был в гневе, всё отделение замолкало в трепете, причём не только сотрудники сыска, но и все многочисленные посетители. Но, как часто водится у людей такого склада характера, у него была одна очень примечательная черта: если уж ему кто-то понравился, то он был готов за такого горы свернуть, пойдёт вплоть до царя ходатайствовать. В сыске был известен годовалый случай, когда за пьяное хулиганство с дракой надзиратель сперва получил от Кошко крепкий удар промеж глаз, выведший его из состояния сознания, а потом он лично ходил к градоначальнику просить этого надзирателя не увольнять с позором, а оставить в сыске на исправление. Тот надзиратель до сих пор в сыске служит, имеет раскрываемость и пить при этом больше не пробует.

Сорокачетырёхлетний Филиппов был полной противоположностью. Несмотря на внешне строгое поведение, по характеру он был добрый, душевный, способный прощать и сопереживать. Он мог любого выслушать, даже самого рядового сотрудника. Для подчинённых лучшего начальника просто придумать было нельзя. Он любил поковыряться в бумагах: в докладных записках, графиках, фотографиях, антропометрических и дактилоскопических картах – чисто кабинетная душа. При этом имел высокую дисциплину выезда на места громких преступлений, чтобы возглавлять дознание на месте. За два года службы Пётр не встретил человека, который бы о Филиппове нелестно отозвался. Что в сыске, что в городе он всех устраивал.

Вновь откашлявшись, привлекая к себе внимание, Филиппов медленно поднялся из своего кресла, поправил на себе сюртук и приблизился к Петру, всё это время стоящему у двери в ожидании.

– Где был? – строго спросил он у Петра, взглянув на Кошко, словно ожидая его поддержки в дисциплинарной выволочке. Тот продолжал неспешно крутить в руках свой котелок и улыбаться.

У Петра непроизвольно всплыла перед глазами картина из недавнего прошлого, когда вот так постоянно Филиппов строго метелил провинившихся сотрудников, а Кошко всегда за его спиной наводил соответствующего ужаса. Раньше такая картина в этом кабинете повторялась часто. Правда, сейчас Кошко отчего-то безмятежно улыбался, отказываясь исполнять роль демона.

Пётр едва удержал себя от улыбки. Но Филиппов цепким взглядом непозволительное движение его губ всё же заметил. Он опять грозно откашлялся.

– Почему я должен поднимать весь сыск на уши, чтобы найти одного сорванца?! Почему никто не знает, где ты находишься?!

– Работаю по убийству купца на Московском шоссе… – начал было Пётр, но Филиппов его оправдания сразу пресёк:

– Я не спрашиваю, по какому делу ты работаешь, я спрашиваю, где ты был и почему ни одна душа не знает, где тебя искать?

– Мой напарник мог вам сообщить…

– Напарник? А мы и его найти не смогли. Он со вчерашнего полудня где-то шатается.

Филиппов вновь посмотрел на Кошко и уже обратился к нему:

– Смотрите, Аркадий Францевич, что молодые сотрудники вытворяют! Только я им дал глоток свободы, так они враз распустились! Никого найти не можем! Так ведь их прибьют в подворотне, а мы узнаем об этом только из газет! Это не сыск, а какой-то цирк-шапито!

Филиппов вновь строго посмотрел на Петра.

– Что по делу?

– Продолжаем наблюдение за квартирой разбойника. Пока он около неё не появлялся.

– Почему отказываетесь от помощи филёров?

– Потому что брать разбойника сразу не планируем, хотим понаблюдать за ним. При этом учитываем, что может потребоваться немедленное оперативное вмешательство. Работаем сами, филёров считаем лишними. У нас остаётся вероятность, что через разбойника сможем выйти на банду…

– Почему без усов? – перебил Петра Филиппов. – Полицейский без усов имеет вид разгильдяя. Ты хочешь, чтобы надо мной смеялся весь город?

– Никак нет, Ваше высокоблагородие. Но усы считаю лишними. Сыщика с усами за версту видать, а нашему делу требуется неприметность…

– Это ты сейчас в мундир вырядился, чтобы совсем неприметным стать?

Пётр побледнел и уже не знал, что сказать.

Филиппов внимательно осмотрел его сюртук, смахнул с его бархатных петлиц пылинки, поправил медаль.

– Пальто с фуражкой на вешалку, портфель под вешалку, сам в кресло, – тихо скомандовал он, указывая глазами на одно из двух пустующих возле Кошко кресел. – Быстро!

Пётр избавился, наконец, от всего этого и, пройдя к креслу, присел на его краешек, не смея в присутствии таких людей откидываться на спинку вольно.