После успешного расследования Петром «дела Шамана», безусловно, непростого и начальствующего внимания заслуживающего, Филиппов решился провести в сыске негласный эксперимент. Он выделил четырёх наиболее результативных сыскных надзирателей в особую группу, подчинённую непосредственно его помощнику Кунцевичу, минуя голову чиновника по поручениям, которая отныне, бросив всё остальное, занималась бы исключительно убийствами. Эксперимент был продиктован веянием времени. Раскрываемость по убийствам была очень низкая. Главной причиной такого обстоятельства была перегруженность надзирателей делами и обязанностями. Заваленным по голову на своих участках хулиганствами и мелкими кражами, у них не оставалось времени на проведение серьёзных расследований, требующих полного сосредоточения внимания. Распоясавшиеся уголовники, очень чутко к таким ситуациям внимающие, продолжали в Петербурге наглеть, совершая разбои со всё большей дерзостью. Филиппов хотел этому поставить конец. Он понимал, что раскрытие самых резонансных убийств наведёт испуг на уголовников и погасит высокую волну совершаемых в городе бесчинств. После революционных беспорядков 1905-го года разбойники взяли за правило уже не гнушаться убийством полицейских, чиновников и армейских офицеров, что было возмутительно.
Новая группа, в которую был включён Пётр, делилась внутри себя на две оперативные пары. Первая пара, старшим в которой был назначен опытный сорокалетний надзиратель, должна была работать по центру города, а пара Петра, возглавлять которую был назначен он, занималась убийствами на городской периферии. В случае потребности обе пары могли объединиться в единую группу, чтобы таким усиленным кулаком сработать по особо тяжкому преступлению. Безусловно, курирующий группу Кунцевич в любой момент был готов придать им в помощь других сотрудников сыска, включая надзирателей летучего отряда.
Убийством купца на Московском шоссе пара Петра занималась уже с две недели. В такой группе это было их первое расследование, поэтому они понимали, что от успеха их действий прямо сейчас зависит, увенчается успехом эксперимент Филиппова или покажет свою малую эффективность, расточительность (что было резонно, так как за эти две потраченные на убийство купца недели Пётр с напарником могли провести на своих участках немало другой, пусть обыденной, но тоже востребованной работы – задержать, к примеру, с десяток мелких воров или более продуктивно пресечь по участкам хулиганские поползновения).
Работать исключительно по убийствам, не обращая внимания на мелочные правонарушения, Петру с напарником нравилось. Это была тяжёлая работа, требующая больших умственных напряжений, но одновременно более спокойная, избавлявшая от непомерной суеты полицейских участков.
Погружённый в свои рассуждения, Пётр не заметил, как оказался на берегу Екатерининского канала21, в двух шагах от конечной цели своего пути. Снова забывшись в своих рассуждениях, отключившись на полчаса от окружающей действительности, он дошагал до здания сыска на автомате. Сейчас, если бы под угрозой немедленного увольнения от него потребовали бы перечислить, что он встречал на своём пути, он бы не смог ничего вспомнить. Только швейцара да нескольких восхищённых девиц на улице, повстречавшихся ему в самом начале.
Жёлтое трёхэтажное здание конюшен, на верхнем этаже которого размещались казармы городовых, протянувшееся по противоположному берегу канала, сейчас закрывало от взора главное здание отделения – четырёхэтажное, такое же жёлтое здание с возвышающейся над ним каланчой22. Каланча, высокая, с длинным шпилем, отсюда была хорошо видна. Возвышаясь над землёй саженей на двадцать, она просматривалась даже с очень значительных расстояний.
Перейдя по мосту через канал, Пётр прошёл в Львиный переулок, связывающий набережную с Офицерской улицей23. Слева между конюшней и зданием сыска располагался проход, через который можно было пройти к отделению со стороны внутреннего двора и дальше через чёрное крыльцо попасть внутрь него. Но идти так в мундире было неосмотрительно – у крыльца вечно толпились доставленные сюда участковыми городовыми криминальные люди, перед которыми появляться в таком виде было нежелательно – незачем тем было светить своё лицо.