Шаман

Когда директору департамента полиции пришла весть об аресте Шамана, и он узнал все подробности зверского убийства, то пришёл в ужас. Он немедленно послал в Степановку преданных себе офицеров губернского жандармского управления, с требованием максимально быстро произвести дознание – перевернуть дом Шамана кверху дном, затоптать место преступления, опросить свидетелей. Вина Шамана очевидна, поэтому он потребовал от жандармов сыскными глупостями не заниматься – быстро сделать там все формальные действия и вернуться.

Строго отчитав Григорьеву за эксцесс исполнения, офицеры охранного отделения с ней расплатились и повелели обо всём молчать. Григорьевой самой всё это было выгодно, поэтому она с готовностью согласилась.

Изначально у заговорщиков всё складывалось хорошо: востребованный ими колдун оказался в тюремной камере в ожидании осуждения на бессрочную каторгу. Об убийстве в Степановке шире полицейских и судебных кабинетов никто в Петербурге не узнал – газетчиков деньгами или шантажом убедили помолчать. Столыпин «делом Шамана» не заинтересовался – ему не сообщили о сверхспособностях кольского колдуна, а проявлять интерес к провинциальному ритуальному убийству, на фоне всех текущих политических, экономических, социальных проблем, премьер-министру было безрассудно. Царь тоже оказался в неведении. Для них Шаман остался злобным диким бродягой, случайно заблудившимся в окрестных сёлах, – осудить, сгноить на каторге и забыть о нём.

Но, как часто бывает в сложных делах, к которым так или иначе причастно большое количество людей, в истории с Шаманом начались непрогнозируемые заговорщиками исторические завихрения.

Острая проблема у них возникла, когда на «дело Шамана» обратил своё пристальное внимание помощник начальника сыскной полиции Аркадий Францевич Кошко.

Известный как своей сыскной напористостью, так и самовольной дерзостью, Кошко начал собирать по Степановке сведения, чтобы попытаться понять, что в ней на самом деле произошло. Для заговорщиков это выглядело катастрофой: тот мог докопаться как до непричастности нойда к убийству, так и до связи Григорьевой с охранным отделением. Тут уже начало попахивать не просто потерей Шамана, но и полным разгромом всей группы заговорщиков. Случись Кошко найти доказательства причастности к убийству в Степановке высоких петербуржских должностных лиц, замутивших за спиной царя заговор, тот немедленно доложит об этом на самый верх – царю и премьер-министру. Политическую бурю, которую те поднимут, даже страшно представить – голов послетает множество. Заговорщики приняли решение Кошко из Петербурга срочно убрать, подальше от «дела Шамана». Они воспользовались удачно подвернувшимся им шансом сослать того в Москву начальником сыска. Через любого высокопоставленного чиновника, имеющего влияние на Столыпина (например, сенатора), они убедили его в том, что никто кроме Кошко ситуацию в московском сыске не исправит. Зная упёртый характер Столыпина, они понимали, что того главное убедить в чём-то, а дальше он уже сам от своего решения не отступит. В итоге Столыпин вызвал к себе Кошко и в приказном порядке отправил его служить в Москву. Кошко пару недель поупрямился, но Столыпин, как всегда в таких ситуациях, остался непоколебим.

Убрав из Петербурга Кошко, заговорщики вздохнули с облегчением. Филиппов «делом Шамана» не заинтересовался – у него других дел предостаточно, ежедневной сыскной суматохи. В противном случае из Петербурга был бы убран и он. Быстренько найти в провинции кресло полицмейстера, или даже вице-губернатора, сенаторам и министрам труда не составляло. Надо только шепнуть царю или премьер-министру о незаменимости там Филиппова.

Второе непредвиденное историческое завихрение произошло в середине марта – у судебного следователя, ведущего «дело Шамана», заела совесть. В обход интереса высоких кураторов он послал туда филипповского сыщика.

Когда надзиратели филипповского летучего отряда привезли Григорьеву в Петербург в наручниках, заговорщики испытали ужас. Вся их многомесячная операция рухнула. Им уже стало не до Шамана, который из тюрьмы будет обязательно выпущен. Если Григорьева на допросах следствия или суда развяжет язык и сообщит о приказе офицеров охранного отделения, посланных директором департамента полиции на убийство, то буря, которую они в январе и феврале опасались, поднимется во всю свою мощь. Для заговорщиков это был страшный конец.