— Не стреляй! — раздался крик Степана. — Утонет.
— А что делать?
— Алонка, мать твою растак! Кончай танцевать. Он уже поверил, паря, что вы не люди, а вороны. Давай своё копьё, — гаркнул Степан на мангрена.
Между тем медведь с ловкостью, необычной для его неуклюжего на вид тела, взобрался в лодку. Я не отводил от его груди ствол винтовки. Медведь разглядывал нас своими маленькими глазками и угрожающе скалил клыки.
Алонка, словно выйдя из транса, проворно подхватил своё копьё и отвёл руку для броска. К концу древка копья, словно у гарпуна, был привязан линь. Тут я понял предостережение Степана: не стрелять. Если копьё попадёт в медведя, то он уже не утонет.
Его можно будет подтащить за верёвку.
— Давай, не тяни! — азартно крикнул Степан. — А то он зараз к нам переберётся.
Девушки испуганно взвизгнули. Алонка размахнулся и, что было сил, метнул своё оружие. Одновременно с этим прогремел выстрел моей винтовки. Я решил подстраховать охотника и действовал наверняка. Раздался рёв ярости и боли. Медведь, словно человек, попытался лапами вырвать копьё Алонки, но мой свинец, как потом выяснилось, попавший прямо в сердце лохматого, не позволил ему это сделать.
Медведь напоследок предпринял попытку допрыгнуть до своих обидчиков, но свалился в воду. В течение нескольких долгих минут мы ждали результатов. На месте падения зверя вода окрасилась в бурый цвет, но ни выходящего из лёгких воздуха, ни каких-либо других примет, подтверждающих, что хозяин тайги жив, мы не обнаружили.
— Кажись, готов, — перекрестился Степан. — А воздух не булькатит, потому как он в воду упал уже мёртвым.
Никому ничего не объясняя, Алонка бултыхнулся в воду. Он ловко поднырнул под тушу и завёл ремённый аркан. Теперь убитый медведь был надёжно привязан к плоту. Но Алонка не спешил выбираться наверх. Он полуобнял плавающего зверя и стал вполголоса что-то наговаривать медведю на ухо. Я вопросительно посмотрел на Менгри. Поняв правильно мой молчаливый вопрос, она стала переводить.
— Алонка просить амака, чтобы он послать нам удача в охоте. Потом он говорить, что амака идти новое стойбище. И что он правильно сделал, что перед этим помыться, его прежняя берлога грязная и вонючая.
Я молча покачал головой. Суеверный страх этих детей природы был вполне искренен, и всё, что они делали, они делали вполне серьёзно.
После всех проведенных манипуляций с тушей зверя Алонка разрешил затаскивать его на плот. Однако затащить медведя на плот у нас не получилось. Слишком тяжёлой оказалась добыча.
Мы пришвартовались к берегу и уже здесь разделали тушу.
Перед этим Алонка вновь устроил погребальное представление.
Менгри, уже без моей просьбы, комментировала его действия.
— Вот Алонка опять ворон и звать на пир свои братья вороны.
А теперь он горностай. А вот он волк, лисица, соболь.
— А для чего он это делает?
— Любой зверь ходи, мясо кушай, — пояснила Менгри. — Манги гляди, всякий зверь собрался мясо кушать. Человека нет.
Тогда дух медведя Манги понимай, что люди в его смерти не виноваты. А когда его дух заселится в другого медведя, то он будет тайга ходи, людям зла нет. Пока его снова не добудут храбрые охотники.
— И всё повторится сначала, — произнёс я.
— Да. И поэтому надо соблюдать закон духов, а не то зверь из тайга уйдёт. А тот, что останется, не поверит мангренам. Станет творить зло и отпугивать добычу из ловушек. А не то и вовсе прогонит всё зверьё в другие места. Наступит великое горе. Голод придёт в чумы мангренов.
Между тем Алонка закончил свой «танец» и, раскрыв пасть медведю, засунул туда палку.
— А теперь он просить дедушка зевать, — продолжила свои пояснения Менгри.
— А это ещё зачем?
— Чтобы душа медведя покинуть тело и не мешать нам его освежевать.
Мангрен при помощи Степана снял с медведя шкуру и бросил её к моим ногам.
— Нимак, — указал он сначала на шкуру, а затем на меня.
Я беспомощно посмотрел на девушку.
— Ты теперь нимак, — пояснила она. — Чужеродец, получил в дар шкуру, есть нимак. Теперь Алонка отвести подозрения в убийстве медведя от свой род.
— А как же я? — удивился я. — Теперь дух медведя подозревать в убийстве будет меня.
— Нет, — убеждённо проговорила Менгри. — Ты ведь его не убивать.
Я вообще ничего не понимал, но решил промолчать. Какая разница? Если эвенки запутали меня, то, скорее всего, и духа медведя. А ещё я был уверен, что они запутались и сами. Но, наверное, так было надо.
Алонка протянул мне окровавленный нож и молча указал на лежащую без шкуры тушу.
— Ну а сейчас, ты, как нимак, должен разделать тушу, — подтвердила его жест Менгри.
— Но я не разу не разделывал медведей, — попытался я отбояриться от кровавого дела. Больше всего меня смущало то, что медведь без шкуры удивительным образом напоминал человеческую фигуру, и мне не очень-то хотелось принимать участие в её расчленении.
— Не страшно. Тебе подскажут, — махнула рукой девушка.
Алонка упорно не желал раскрывать рта.
«Во как конкретно конспирируется паренёк, — подумал я, — даже не хочет, чтобы духи его по голосу опознали».