Словно подтверждая мои слова, раненый стал судорожно шарить вокруг себя руками. Его лицо покрылось крупными каплями пота, а тело задёргалось в мучительных конвульсиях.
— Братцы, помилосердствуйте, — заскрежетал он зубами. — Всё одно не жилец я. Мочи нет терпеть такие мучения. Добейте!
Не в силах смотреть в наполненные нечеловеческой мукой глаза, я отвернулся.
— Дай ему спирта, Степан. Да водой напои. А дальше как знаешь, — пробормотал я и торопливо направился к девушкам.
— Не понял, — услышал я за спиной голос Степана.
— Ну не могу я раненых… Тем более случай не тот, — не оборачиваясь, махнул я рукой.
Подойдя к Луизе, я присел перед ней на колени.
— Ну что, маленькая, отогрелась? — погладил я её по голове.
Не стесняясь окружающих, девушка порывисто обхватила меня за шею и прижалась к груди. И только теперь она дала волю слезам.
— Ну, что ты, не плачь, — успокаивал я её, нежно целуя в льняные волосы. — Всё уже позади. Тебя больше никто не обидит.
Одеяло на её спине сползло вниз. Я попытался подтянуть его вверх, но, почувствовав ладонью, каким жаром пылает её тело, оставил свои попытки. Ей впору было принимать холодный душ.
«Не слегла бы она после всего пережитого», — промелькнуло в голове.
— Мишенька, миленький, я не хочу здесь оставаться. Давайте отсюда уедем, — бормотала она сквозь слёзы.
— Куда же мы поплывём, ночь на дворе? — попытался я её образумить.
— Ну и что? А здесь страшно. Здесь кругом кровь. И на тебе кровь. Ты не ранен? — во второй раз спросила она меня.
— Да нет, это не моя кровь, — во второй раз ответил я, пытаясь спрятать за её спиной окровавленные руки.
У меня так и не нашлось времени, чтобы отмыться от крови.
— Всё равно, поехали, — продолжала упрашивать она меня.
— Вон и звёздочки светят. Небось, не заблудимся.
Жалость, поселившаяся внутри, конечно, неважный советник, но и смотреть на испуганную девушку я не мог. Было понятно, что всё здесь, на что натыкался её взгляд, напоминало о тех страшных минутах, которые пришлось пережить. Беспомощно оглянувшись по сторонам, я решился.
— Ладно, уговорила. Всё равно через пару часов уже рассветёт. Отправляемся.
Луиза радостно вскрикнула и ещё крепче прижалась ко мне.
Затем откинула голову и принялась осыпать меня поцелуями.
Мои губы ощутили солёный привкус её прорвавшихся чувств.
— Луиза, — раздался недоумённый голос её сестры. — Как эвто можно понимать?
— Ты что, сама не видишь? — снисходительно улыбнулась Капитолина. — Амуры у них. Ишь, как в мужика вцепилась. Не оторвёшь.
— А ну хватит над девчонкой насмехаться, — прикрикнул я на девушек, с трудом освобождаясь от луизиных рук. — Не видите, что ли, испугалась она.
— Конечно, конечно, — легко согласилась Капитолина. — А самое безопасное место при таком случае на груди у солдата.
Окружающие заулыбались. Державшее всех напряжение потихоньку начало спадать. Вернувшийся Степан смущённо хохотнул и вступился за нас.
— На то мы и воины, чтобы, значит, оборонять и завсегда по первую очередь.
Дальше у него что-то не заладилось, и он ненадолго умолк.
— Знамо дело, и сказать нечего, — фыркнула Катерина. — Ведомо нам, что у вас по перву очередь. Воин.
— Не сметь забижать моего боевого товарища, — неожиданно вспылил казак. — Ежели бы не он, что бы счас здесь творилось?
— А кто ж его забижает? — удивилась Катерина. — Да он нас не в один раз от судьбины лютой спасает. Да я его счас сама расцалую.
— А я что, хуже? — встряла Капитолина.
Не успел я опомниться, как оказался в объятиях сразу трёх девушек.
— Девчонки, задушите,— закричал я.
— Так его, бабы. Приголубьте его благородие покрепчее. Это ему не с благородными кралями амуры крутить, — хохотал успокоившийся Степан.
Не так-то просто оказалось вырваться из рук благодарного женского населения. Целовали-то они меня всерьёз. Даже Луиза стала помогать мне в освобождении. Сообразила, что мне может понравиться.
Наконец мне удалось вырваться из цепких девичьих рук. Но для этого пришлось изрядно попотеть, так что гимнастёрка на моей спине была мокрой.
— Ну, Стёпа, я тебе это припомню, — только и смог я выдохнуть.
— Да ты что, Миша? Я тебя даже не разу не поцеловал, — притворно испугался тот.
— Всё, ребята, хватит гулять. В темпе собираемся и отваливаем. Бережёного Бог бережёт. Не дай Бог, опять эти стервятники нагрянут, — постарался я придать голосу как можно больше серьёзности.
Мои доводы показались всем более чем убедительными, и народ стал сноровисто собираться. Лишь один Степан что-то недовольно бурчал себе под нос.
— Ты чего, Стёпа? — решился спросить я его.
— А, — с досадою махнул он рукой. — Такую баталию выдержали, а трохвея-то нет.
Я невольно расхохотался. Кто про что, а Стёпа про «трохвей».
— Скажи спасибо, что так легко отделались, — проговорил я сквозь смех. — А ты: трохвей.
Степана мои доводы не убедили, и он отошел, сокрушённо мотая головой, а я подошёл к краю плота и принялся смывать с себя кровь.
«Пошёл на поводу у девчонки, — думал я, умывая лицо. — Ведь трое сбежавших каторжников вряд ли осмелятся на нас напасть. Да нет, всё правильно. Девчонки волнуются, да и луна светит как по заказу. Прорвёмся».