Шамбаров В. Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

На квартире у видного меньшевика Н. Суханова (Гиммера) вполне реально существовал “политический салон” – как раз на этом подсудимые и погорели. Воскресными вечерами у него собирались высокопоставленные “спецы”, оппозиционно относящиеся к советской власти. Все те же Громан, Гинзбург, Кондратьев и пр. Обсуждались возможности эволюционных реформ через “правых” коммунистов. А более глубокие преобразования считались возможными, если в стране настанет “кровавая каша”. Причем в условиях народного недовольства подобная “каша” казалась неизбежной. Говорили о списках “теневого кабинета”. Рассматривались возможности создания коалиционного правительства из меньшевиков, ТКП, промпартийцев и правой оппозиции большевиков. Хотя единства во взглядах не было, по пунктам своих программ эти господа грызлись не меньше, чем их коллеги в эмиграции.

Среди тех, кто был арестован по делам этих подпольных организаций, взаимосвязанных между собой, подобрались вовсе не наивные идеалисты, не новички в политике. Трое заместителей министров в масонском Временном правительстве, заметные общественные и политические деятели дооктябрьской России. Но вдобавок оказывается, что эти деятели пользовались очень высоким покровительством в советском руководстве! Так, Кондратьева за эсеровскую деятельность хотели выслать за пределы страны, но за него горой выступили Наркомат финансов, троцкисты Сокольников, Пятаков, и его как “ценного специалиста” назначили руководить Конъюнктурным институтом при Наркомфине. А когда Союзному бюро меньшевиков ОГПУ село на пятки, то, как признался подсудимый И.Рубин, он отдал чемодан с архивом своей организации директору Института Маркса и Энгельса Давиду Рязанову (Гольдентаху). Рязанов это отрицал и архив, очевидно, уничтожил.

Принято утверждать, будто основой обвинения были выдуманные показания “провокаторов”, а следствием и процессами дирижировал Сталин [168]. Но документы показывают, что это не так. Например, из переписки Сталина и Менжинского видно, что Иосиф Виссарионович сам очень интересовался сведениями, полученными от тех же “провокаторов” – поступившими к ним из “Торгпрома” и других эмигрантских структур. Отсюда А.В. Шубин пришел к справедливому заключению: Сталин был уверен, что эти люди – носители реальной информации, и вряд ли ОГПУ решилось бы до такой степени мистифицировать генсека. А

в августе 1930 г. Иосиф Виссарионович писал Молотову: “Не сомневаюсь, что вскроется прямая связь (через Сокольникова и Теодоровича) между этими господами и правыми (Бухарин, Рыков, Томский). Кондратьева, Громана и пару-другую мерзавцев надо обязательно расстрелять”. Однако таковые связи не вскрылись, Кондратьева и Громана не расстреляли. То есть, ход дела определялся вовсе не указаниями и пожеланиями Сталина.

И вообще суд учел, что каких-либо конкретных диверсий участники подпольных кружков не совершали. Поэтому приговоры они получили относительно мягкие, на смерть не осудили никого. Но некоторые контакты подсудимых с Бухариным все же обнаружились. Суханов показал, что встречался с ним, возлагал на него надежды: “Но правые не выступили и уклонились от борьбы. Я высказал по этому поводу Бухарину свою досаду и мнение, что правые выпустили из рук собственную победу. Я сравнивал при этом правых с декабристами… Бухарин отвечал мне, что я ничего не разумею… События развиваются в направлении, им указанном… В будущем предстоит перевес отрицательных сторон проводимого курса над положительными, только тогда можно говорить о победе его принципов”. Показания против Бухарина дал и профессор Рамзин. Но когда Сталин сообщил об этом Николаю Ивановичу, тот ответил оскорбленным письмом, назвал обвинения “гнусной и низкой провокацией, которой ты веришь”. Среди знакомых распустил даже слух, что помышляет о самоубийстве. И вопрос был замят.

Но здесь следует выделить один немаловажный момент. Сталин уже понял, что в руководстве государства творится неладное. Однако он еще не соотнес этих явлений с фигурами видных большевиков. Счел, что советских лидеров окрутили и регулировали советники и помощники. Он писал Молотову: “Теперь ясно даже для слепых, что мероприятиями Наркомфина руководил Юровский (а не Брюханов), а “политикой” Госбанка – вредительские элементы из аппарата Госбанка (а не Пятаков), вдохновляемые “правительством” Кондратьева-Громана… Что касается Пятакова, то он по всем данным остался таким, каким он был всегда, плохим комиссаром при не менее плохом спеце (или спецах). Он в плену в своего аппарата…” “Насчет привлечения к ответу коммунистов, помогавшим громанам-конратьевым. Согласен, но как быть тогда с Рыковым (который бесспорно помогал им) и Калининым (которого явно впутал в это “дело” подлец – Теодорович)? Надо подумать об этом”.