А при расследовании заговора военспецов в руки ОГПУ попал еще один “непростой” деятель, генерал М.Д. Бонч-Бруевич. В свое время также поучаствовавший в заговорах, помощник Троцкого, работавший в тесном контакте с Сиднеем Рейли, предоставляя ему все сводки и планы Красной Армии [173]. Но с ним обошлись совершенно иначе. Сработали некие “пружинки”, и его участие в оппозиционных собраниях и разговорах замяли, быстро освободили без всяких последствий [208].
И вредительство шло вовсю. Но, конечно, не в форме мелких аварий на предприятиях. Оно осуществлялось куда более масштабно. Годы “большого скачка” во многих отношениях стали прямым продолжением революционной катастрофы. С 1929 г., в то же самое время, когда громилась деревня, развернулась вторая волна гонений на Церковь. Всю страну охватили антирелигиозные акции. В Ленинграде в рождественский сочельник учинили “ночь борьбы с религией” и взяли всех, кого застали в церквях. На Кубани под Рождество закрыли церкви, устроив в них молодежные вечеринки. В Оренбуржье в 1929 г. на Пасху комсомольцы закидывали камнями крестный ход, подожгли одну из станиц, чтобы сорвать праздничную службу [155]. И это творилось по всему Союзу. Для молодежи организовывались буйные антирелигиозные шабаши с факелами, шествиями, плясками, кощунственными песнями и частушками.
Священнослужителей в первую очередь репрессировали в ходе раскулачиваний. Закрывались храмы, монастыри. Многие из них были взорваны. Другие передавали под использование колхозям. В ходе кампании было закрыто 90 % храмов, которые еще оставались действующими после погрома 1922 – 1923 гг. А если прихожане пытались протестовать, это объявлялось “кулацкими восстаниями” и соответственно подавлялось. В данный период были ликвидированы монашеские общины, все еще существовшие “в миру” (как, например, община Дивеевских сестер, изгнанных из монастыря, но обосновавшихся в Муроме). Были разгромлены братства катакомбной церкви. Такие общины теперь квалифицировались как “организации”, причем подпольные и контреволюционные. А за это наказания были суровые. Лагеря, ссылки на “спецпоселения” – и как раз для тех, кто проходил по церковным делам, места “спецпоселений” выбирались самые тяжелые и гиблые.
Прокатились и кампании казней. В 1932 г. в ростовской тюрьме были расстреляны митрополит Кавказский Серафим (Мещеряков), епископ Барнаульский Александр (Белозер) и 120 священников и монахов. Случайный свидетель-геолог поведал об убийстве 60 священников в июле 1933 г. на берегу Лены. Их ставили на край ямы и задавали вопрос, есть ли Бог. Каждый твердо отвечал: “Да, есть Бог!” – и звучал выстрел. Расстрелы и тайные убийства священнослужителей совершались и в других городах. Был казнен митрополит Евгений, епископа Краснодарского Памфилия (Мясковского) нашли повешенным в саду [140].
Причем в 1929 – начале 1930-х, в отличие от начала 1920-х, гонения развернулись против любых религиозных конфессий. Ликвидировались и громились протестантские и сектантские общины, до сих пор действовавшие совершенно свободно, “коммуны” толстовцев, баптистов, молокан. Преследовали буддистов, арестовывали и расстреливали лам. Все дацаны на территории СССР были закрыты. Под репрессии попало и исламское духовенство, закрывались мечети, медресе, была закрыта и часть синагог.
Но в этот же период был осуществлен и полный разгром отечественных гуманитарных наук. 12 января 1929 г. в Академию Наук СССР были введены Бухарин, Покровский, Кржижановский, Рязанов, месяцем позже Деборин, Лукин, Фриче. И бухаринцы во главе с Покровским развернули “чистку”, из Академии было изгнано 648 сотрудников. А ОГПУ активно помогло гонителям. Подхватило обвинения, которые выдвигали бухаринцы против ученых, и раздуло дело об “академическом заговоре”. За решетку попал весь цвет российских историков: Платонов, Тарле, Ольденбург, Любавский, Готье, Измайлов, Лихачев, Бахрушин, Греков, Веселовский, Приселков, Романов, Черепнин, Пигулевская, видные философы, мыслители, филологи – Лосев, Кожинов и др. Многих ученых, как А.Ф. Лосева (перед арестом принявшего вместе с женой тайный постриг) явно тянули на “расстрельные” статьи. Некоторых, как академика Н.Н. Лихачева, пытались уничтожить уже в местах заключения.
Словом, брался курс на то, чтобы окончательно искоренить в народе веру в Бога, а одновременно с этим эмиссары чужеземной “бесовщины” пытались добить российскую историю, культуру, русскую мысль. Доломать все, чтобы на “пустом месте” насаждать и строить нечто совершенно иное…