Шамбаров В. Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Одной из подруг Жемчужиной была и Дора Хазан, замминистра легкой промышленности и супруга члена Политбюро Андреева. Которая тоже держала мужа под влиянием (в том же 1952 г. ее снимут с должности, а Андреева отправят в отставку по состоянию здоровья). Что же касается “друзей, которым нельзя доверять”, то к ним относилась, например, посол Израиля в Москве Голда Меир – бывшая однокласница Жемчужиной. Старая гимназическая дружба между ними восстановилась самая закадычная, то и дело встречались, в гости захаживали на чашку чая…

А в целом получалось, что советская жизнь вернулась на “круги своя”. Все пошло так же, как в 1920-х, 1930-х. Советский Союз опять достигал величайших успехов. Но Сталин и его окружение снова варились в “своем соку”, отрываясь от действительности – и отрываясь в гораздо большей степени, чем раньше. Снова существовали непонятные “влияния”. Снова шла верхушечная грызня. Снова возникали “феодальные княжества”. Находились и дураки, карьеристы, чрезмерно ретивые исполнители. И в результате достижения оставались непоследовательными и половинчатыми. Позитивные процессы очередной раз сопровождались негативными. А благим начинаниям опять сопутствовали бедствия.

Допустим, Сталин взял курс на “штурмовое” преодоление послевоенной разрухи. И в условиях противостояния с Западом это было единственно верным решением. Только такой путь помешал США и их партнерам смять СССР и подчинить своему диктату. Но Сталин при этом провозгласил “двуединую” задачу, не просто восстанавливать хозяйство, а одновременно строить коммунизм, тот самый “земной рай”, где каждый трудящийся сможет получать “по потребностям”. И первой послевоенной пятилеткой штурм не завершился, он предполагался и дальше. По сути Сталин утратил чувство реальности. Не понимал, что бесконечно жить и трудиться в ударном режиме нельзя. Народ этого не выдержит. Да и преимущество развития тяжелой промышленности над легкой, производства средств производства над предметами потребления зашкалило все допустимые пределы, привело к “перекосам” в экономике.

Сталин, несомненно, любил и уважал русский народ. Но вполне по-ленински полагал, что сам народ не знает своей пользы. Что его надо вести к “светлому будущему”, в том числе и силой. Он желал реального повышения уровня жизни людей. И меры для этого действительно предпринимались. С 1947 г. были отменены продуктовые карточки. Регулярно повышалась зарплата, стали снижаться цены. Восстановился 8-часовой рабочий день, выходные, отпуска, улучшались условия труда, отдыха, повышался уровень медицинского обеспечения.

Однако в это же время сохранялся тяжелейший гнет на крестьян. Они по-прежнему жили без паспортов, на них не распространялось пенсионное обеспечение.А в послевоенные годы под руководством А.А. Андреева, отвечавшего за сельское хозяйство, гайки стали закручиваться еще туже. В 1946 г. у колхозников урезали приусадебные участки (которые в войну разрешалось расширять), обложили очень высокими налогами и право торговать на рынке, и эти самые участки – вплоть до каждого фруктового дерева. А в 1948 г. было “настоятельно рекомендовано” сдать государству мелкий скот, который дозволялось держать по колхозным уставам. И так же, как в годы коллективизации, колхозники принялись резать свою живность – за полгода было тайно забито 2 млн свиней, овец, коз [27].

После того, как наломал дров Андреев, руководить сельским хозяйством был назначен другой “специалист” – Н.С. Хрущев. И начал свои “реформы”. Провел “укрупнение” колхозов – их число сократилось втрое. Предписал, чтобы основной производственной единицей были не звенья (в звеньях, как правило, работали семьями), а бригады – с объединением и перемешиванием звеньев. А вдобавок выдвинул проект “агрогородов”. Вознамерился окончательно преодолеть “противоречия между городом и деревней” – чтобы крестьяне жили в настоящих городах, в многоквартирных домах, без всяких подсобных хозяйств, только работали не на заводах, а на полях. Это грозило полным разрушением сельского хозяйства, и такую “реформу” все же не допустили. Но и сам Сталин был против снижения налогов с крестьян, в последние годы жизни все еще заявлял, что “мужик у нас в долгу” – за то, что большевики ему “дали землю”. И даже колхозы считал лишь переходной формой хозяйства. Полагал, что со временем они будут преобразованы в совхозы, и крестьяне перейдут на положение рабочих.