Я вываливал в кошкину миску ее еду, когда в кухню вошла Катя, снова одетая в мою рубашку, и деловито заглянула в холодильник. Было в этом что-то домашнее, уютное, и мне неожиданно понравилось. Не понравился только вопрос, который Катька задала:
— И все-таки где ты был ночью?
Впрочем, глупо было надеяться, что она об этом не спросит.
— Срочные дела по работе. — Я сел на табурет и начал невозмутимо переключать телевизор. — У нас это часто случается, не удивляйся.
— Работа — это очень важно, — серьезно согласилась Катерина, взвешивая в руках сковородку. — Болтушку? Или глазунью?
— Болтушку. Тебя отвезти в РУВД?
— Не нужно, сама доберусь.
— А после работы? Давай я за тобой заеду? — сделал я еще одну попытку. — Погуляем по Питеру, посидим где-нибудь.
— Зачем? Чтобы ребята из РУВД потом замучили меня расспросами, не сливаю ли я правозащитнику Аленкова все их гениальные планы?
— Но я могу тебе хотя бы позвонить?
— У меня много работы в течение дня, все равно поговорить не удастся.
Катерина стояла в двух шагах от меня, но было ощущение, что она уже не со мной. Не зря мы оба боялись этого утра. Неужели она и правда сейчас просто уйдет, будто ничего не было? Бред какой-то…
Отпускать ее не хотелось. В попытках хоть как-то удержать Катьку, я обхватил ее за талию и, усадив себе на колени, вновь принялся целовать.
— Яичница сгорит… — слабо возразила она, но отвечала на поцелуи охотно.
— Катюш, ну почему нам хотя бы не попробовать? Нам же хорошо вместе. Да, географический вопрос многое усложняет, но что такое семьсот километров в наш век? — шептал я на ушко. — Даже в стародавние времена люди к этому спокойней относились, чем ты сейчас. Сколько угодно примеров: Есенин и Айседора Дункан…
— Есенин потом повесился, — Катя посмотрела на меня со скорбью — видимо, очень жалела Есенина. Однако в глубине изумрудных глаз снова резвились бесенята.
— Ладно, пример неудачный… Да и вообще, не понравится — разбежимся. Ты так переживаешь, как будто я тебя замуж зову!
Катя хмыкнула и резко встала с моих колен. Отвернувшись, она снова занялась яичницей.
— Да даже если и замуж… — очень осторожно, сам не зная толком, к чему это приведет, продолжил я. — С моими связями нас разведут в течение трех дней.
Катька и ухом не повела, видимо приняв все за шутку.
— Ты не боишься, что соглашусь? А у меня сложный характер, я не твоя Марина и не стану прощать тебя в тысячу первый раз. С ней тебе было бы проще.
— Думаешь, я этого еще не понял?
— Я часто бываю вспыльчивая — буквально из-за ерунды. Я, конечно, быстро остываю, но… — она поставила передо мной тарелку с яичницей — все же не подгоревшей, — бывает, что поздно. Иногда жалею о сделанном, очень жалею. А у меня такая должность, что сделать я могу очень много. К примеру, узнать, где конкретный человек был в конкретное время. Ты знаешь, что это пара пустяков? Тем более если у этого человека в машине стоит навигатор.
— Катюш, я правда разруливал рабочие проблемы! — я даже не соврал в этот раз.
— А я разве сказала, что тебе не верю? — успокоила Катя и ласково улыбнулась. — Чай или кофе?
— Кофе.
— А еще я страшная собственница, — продолжила она. — Можно сказать, клинический случай. Помню, у меня были босоножки, — взгляд девушки стал мечтательным, — на тонюсенькой высоченной шпильке, ремешки из нежнейшей кожи. А на застежках стразики. Я в них не ходила, а летала… Папа из Италии привез — ни у кого таких не было! Сестренка мне страшно завидовала, выпрашивала поносить, а я не давала. У нее нога на два размера больше, к тому же сестра даже стояла на шпильках с трудом. Вот скажи, зачем они ей понадобились? Но однажды, пока я гуляла с подружкой, она надела эти босоножки и ушла в них на дискотеку!
— Ужас!
— Она надела их на желтенькие носки в полоску, облила, конечно, пивом, и на них наступили как минимум пять раз. А одного стразика мы так и недосчитались. Как ты думаешь, что я сделала?
— Наверное, с тех пор у тебя нет сестренки?
Катя покачала головой, давая понять, что я безнадежен:
— Нет, серьезно, зачем ты мне все это рассказала — про вспыльчивость свою, про босоножки? Это метафора такая? Ты думаешь, что вчера ночью я был у любовницы, да? Катенька, ты мне льстишь.
— Пей свой кофе.
— Что стало с сестренкой? — потребовал я ответа.
Катя вдруг отвлеклась — услышала знакомое слово по бубнившему в углу телевизору: Старогорск.
— Сделай погромче.
— Сестренка уже разговаривает? — веселился я, снова усадив себе на колени и не давая дотянуться до пульта. — Сначала ответь!
Катя пожала плечами:
— Я подарила ей эти босоножки.
«Это все-таки метафора», — подумал я и добавил громкость.