Нарочито медленно я снимал куртку, а когда расстегивал ботинки, краем глаза увидел приблизившиеся из комнаты босые женские ноги. Катины, разумеется. Я мгновенно выпрямился, Катя отчего-то тоже застыла на пороге. В опущенной руке раскрытая книга, через плечо перекинута небрежно заплетенная коса. Из одежды на ней была только моя рубашка, застегнутая на несколько пуговиц. Я подозревал, что эта рубашка прозрачная, но не знал, что настолько. В глазах подруги читалось нетерпение сказать что-то, но она молчала. И допрос явно откладывался на неопределенный срок — беспокоило Катю явно не мое отсутствие.
— Ты голоден? — спросила она. — Я нашла у тебя мясо и приготовила ростбиф. Давно, правда, но можно разогреть.
— Можно, — пожал я плечами. Хотя Катины ноги были так откровенно оголены, что еда — это последнее, о чем я думал.
Она же, слегка замешкавшись, аккуратно закрыла книгу, положила ее на телефонный столик, но вместо того, чтобы свернуть на кухню, вдруг обняла меня, зарылась пальцами в мои волосы и поцеловала. Но тут же отстранилась и недоуменно посмотрела мимо меня на свою ладонь, только что побывавшую на моем затылке. Ладошка была в пыли и сухих листьях. Ну и видок у меня, должно быть. Я открыл рот, чтобы хоть что-то сказать, но Катя опередила:
— Давай ты потом все расскажешь… — и повела меня в ванную.
Потом она, сидя на краю ванной в намокшей рубашке, мыла мне голову, то и дело касаясь меня то бедром, то грудью и делая вид, что не замечает, что творят со мной ее прикосновения. А в изумрудных глазах вовсю резвились бесенята. Закончилось купание тем, что я сперва стащил ее, хохочущую и отбивающуюся в ванну, а потом, предпочтя экзотике качество, все же отнес в кровать. Хохотать Катя перестала, но мои несчастные соседи только благодаря врожденной тактичности не стали молотить шваброй по батарее с призывами заткнуться…
— Пока тебя не было, приходила девушка, — как будто нехотя произнесла Катя.
— Марина?
— Ну уже не знаю — Марина, Ирина… Мы как-то не успели познакомиться! Не смотри, пожалуйста, на меня так испуганно, я ее не убивала и не сбрасывала труп в Неву, — пошутила нервно.
Я откинулся на спину и не знал, что сказать. О Марине я за эти дни совершенно забыл. Забыл, что у нее есть ключи от квартиры и что она может прийти сюда в любой момент. Как все складывается-то по-дурацки.
— И… что ты ей сказала? — только и смог выдавить я.
— Я думала, что это ты, и открыла ей дверь, одетая в твою рубашку на голое тело, — мне нужно было что-то говорить?
— А она?..
— Тоже немного. Только то, что ты не любишь, когда надевают твои рубашки. Потом расплакалась, оставила там, на тумбочке, ключи и ушла. Леш, — Катя приподнялась на локте и заглянула мне в глаза со всей искренностью, — я хотела ее догнать и все объяснить, но она очень быстро бегает, а я была босиком и не одета… Но мне показалось, что она не глупа и тебя любит. Если ты с ней поговоришь — наверняка поймет и простит.
Я тоже приподнялся, желая внести ясность:
— Катюш, ты все не так поняла: мы с Мариной давно не…
Она не дала договорить, закрыв мне ладошкой рот:
— Я не хочу знать, что у тебя с Мариной, это не мое дело. У тебя своя жизнь, не надо было мне вот так являться к тебе без приглашения.
— Катюш, я… — она опять закрыла мне рот.
— Молчи. Я и так знаю, что ты мне всегда рад. Поэтому после ухода твоей девушки я и подумала, что раз тебе все равно придется оправдываться перед ней, если уж она меня здесь застала, то хотя бы будешь оправдываться за дело.
Странно, но нам опять не стучали по батарее. У меня чертовски терпеливые соседи.
— Не хочу, чтобы наступало утро, — призналась Катя. — Я его боюсь.
Я ее понимал. Катя не хотела портить вечер — наш единственный скорее всего. Потому и не задавала вопросов, над которыми, я уверен, думала до моего возвращения. Которые обязана задать, не имеет права не задать. Потому и мне не позволяла рассказывать выдуманную полуправду — знала заранее, что не поверит и что мы на этой почве обязательно поссоримся. И жизнь у нас у каждого своя, устоявшаяся: Марина хотя и вернула мне ключи, но я не знал, что придет ей в голову завтра. Вдруг опять простит? И Катя — может, у нее в Старогорске кто-то есть. Тот же Юрка Ваганов или кто-то другой. Она слишком хороша, слишком темпераментна, и ее окружает слишком много мужчин, чтобы быть одной. И конечно, она не решится променять эту свою устоявшуюся стабильность на призрачное непонятно что. На затянувшийся командировочный роман. Слишком сложно все.
А утро, между тем, уже вступило в права: на улице пока стояла тишина, но солнце настойчиво светило сквозь щель между шторами. Я, боясь шелохнуться, чтобы не разбудить, скосил глаза на Катино лицо, но она не спала, а, как и я, сухими глазами вглядывалась в полоску света на окне.
— Уже утро, — сказала она, — пора вставать.
Но, вопреки словам, только уткнулась лицом мне в шею и снова затихла.
Вскоре ей нужно было убегать по своим командировочным делам, а мне чуть позже, но все же явиться в контору — я еще работал у Антона. Пришлось признать, что начался новый день…