Шампанское по воскресеньям

Оказавшись на участке, я закрыл дверь на засов, который, так же как и дверь, предательски скрипнул железом, и прижался спиной к забору. Забор скрыл меня от света внешних фонарей, освещающих окружную дорожку, но теперь до меня не сильно, но добивал свет ближайшего фонаря, расположенного на внутренней дороге посёлка. От этого света можно было спрятаться, отойдя в тень, падающую от дома, но тогда бы мне пришлось стоять по колено в снегу. В общем, выбора не было. Я стоял на очищенной садовой дорожке, всматривался во всё, что меня окружало, и старался не пропустить ни единого звука.

Несмотря на то, что вчера днём я обошёл весь участок и хорошо представлял себе, где что расположено, сегодня вечером в относительной темноте всё казалось мне незнакомым. У одних соседей от невидимого окна дома сторожа на снег падало слабое светлое пятно. С другой стороны у соседей не было ни огонька, но из трубы маленького дома поднимался дым, там кто-то находился. Дальше, за соседскими участками, светились редкие окна домов, их было совсем немного.

Неожиданно где-то с характерным звуком открылась дверь и затем негромко с глухим хлопком закрылась. Несмотря на мёртвую тишину, которая царила в посёлке, звуки в морозном воздухе разносились далеко и определить, где открыли дверь и на каком расстоянии от меня, было практически невозможно. Мне лишь показалось, что дверь не находилась от меня в прямой видимости, нас разделяли препятствия – возможно дома или какие-то другие постройки. Я даже подумал, а не входная ли это дверь коттеджа?

Я заранее определил для себя, что задержусь у забора минут на пять. Стоял, поглаживая в одном кармане шероховатый металл маленького фонарика, а в другом – плоский ключ от дома. В какой-то момент ожидания меня вдруг охватила неприятная томящая тревога и рука моя, оставив в покое ключ, привычно скользнула в разлёт куртки к рукоятке Беретты. Я никогда не жаловался на плохую интуицию, она порой серьёзно выручала меня. Вот и сейчас, от холода переминаясь с ноги на ногу, не сомневался, что тревожное чувство появилось не случайно. Я только не знал, что послужило тому причиной. Ничего не оставалось, как ещё внимательнее всматриваться и прислушиваться.

Через минуту, прошедшую в вынужденном неприятном напряжении, я почувствовал, что за мной наблюдают. С какой стороны? Из-за какого угла, из какого окна? – не знаю, но был уверен, что не ошибаюсь. Как люди чувствуют на себе чей-то взгляд? Неизвестно. Вот и мне неизвестно, почему я почувствовал за собой слежку. Некоторое время терпел своё зависимое положение, в котором оказался по собственной воле. Затем это положение музейного экспоната, который без разрешения пристально разглядывают, начало меня раздражать. Жаться к забору более не имело смысла, и я направился к задней двери дома. В небольшом холле включил фонарик, на ботинки натянул бахилы и замер, не предпринимая никаких действий. В доме было тихо. Слежка прекратилась, ощущение тревоги пропало.

Осмотр дома я начал с кухни, поскольку телефон последний раз видели там на подоконнике. Но в кухне со вчерашнего дня ничего не изменилось: двустворчатый холодильник был пуст, в посудомоечной машине оставалась чистая посуда, на подоконнике между цветочными горшками лежала тетрадь, косвенно подтверждая рассказ Ветровой. Я открыл тетрадь и не обнаружил никаких записей, вдоль корешка тянулись неровные обрывки нескольких листов.

После кухни я осмотрел помещения первого этажа, заглядывая во все щели, в какие только можно было. В небольшом тренажёрном зале постоял на беговой дорожке, представляя себе, как по ней перебирала ногами хозяйка дома и думала, наверное, что с каждым преодолённым метром отодвигает от себя старость и смерть.

Телефона нигде не было.

Через час кропотливого труда я послал шефу букву «б». После стал подниматься по лестнице на второй этаж и на площадке остановился, заворожённый световой игрой витражных стёкол. Здесь было относительно светло: свет от уличного фонаря проникал сквозь окно, отчего витражи красиво переливались оттенками самых разных цветов. Я вспомнил, что смерть застала хозяина дома именно здесь, на этой лестнице, в результате чего он упал и затем скатился вниз. Может быть, когда он терял сознание, витражные листья с размытыми очертаниями были последними световыми пятнами, которые он видел в своей жизни?

Размышляя над этим, я позвонил на пропавший телефон Ревун и узнал, что он либо выключен, либо находится вне зоны покрытия. Это было новое состояние аппарата.

Осмотр второго этажа тоже ничего не дал. Не знаю, сколько ещё времени я потратил бы на гараж, бассейн и гостевой дом, если бы у шефа не кончилось терпение. Вибрация телефона в кармане куртки застала меня, когда я шёл по галерее, ведущей в бассейн. Перед его осмотром я как раз намеревался послать шефу букву «в», но он опередил меня.

– Дом закончил? – спросил он.

– Да.

– Этого достаточно. Уезжай оттуда. Жду тебя завтра к десяти.