Шампавер. Безнравственные рассказы

– Мало тебе девчонок, с кем отомстить за себя? Мало тебе места на земле, если тут стало не по себе? Поезди-ка по разным местам, чтобы все повидать, все услышать, всего коснуться, всего отведать, и вот, если на твоем пути ничто тебя не привлечет, не притянет, если нигде ты не будешь чувствовать себя хорошо, если ты не сыщешь берега, где бы захотелось раскинуть палатку, воротись – и тогда только настанет время уничтожить себя, и ты будешь прав, и я похвалю тебя за твою решимость.

Как наша жизнь горька, как сладостна могила!

Налей-ка мне, Альбер! Пуншу! Пуншу! Чтобы уснуть! Еще один бокал небытия. Неужели я все еще владею своим пытливым умом, скажи?

– В глазах людей – нет.

– Наконец-то…

Пасро кое-как добрел до постели и повалился. Альбер допил начатый бокал и ушел, выписывая ногами кренделя и весь наклонясь вперед, точно Пизанская башня[301] или Сен-северенская игла.[302]

V Неблагопристойность

Похмелье – Наш Дагобер недоглядел, штаны навыворот надел[303] – Что за низость, зонтик. – De torrente in via bibet[304] – Su majestad christiamsima el verdugo[305] – Нелепость! – Новые нелепости – Еще нелепости – Одни только нелепости!

Было еще очень рано, в комнате мрачно догорали свечи. Пасро, бледный и изможденный, ругался самыми последними словами, лежа в постели и обрывая шнурок звонка.

– Черт знает что! Этого бездельника не дозовешься! Кошачий концерт, что ли, ему устроить, ну так на вот, получай! О черт! А вдруг он помер, а я теперь звоню по покойнику! Силы небесные! Этот олух, верно, занимается любовью в объятиях какой-нибудь дуры!

Крича так, словно одержимый, он дергал звонок то одной, то другой рукой: дзин! дзин, дзин! В конце концов шнурок оборвался, и кусок его остался у него в руке, как обломок шпаги у дуэлянта.

– Боже милостивый, господин Пасро, что-то у вас сегодня совсем терпенья нет!

– Лоран, ты вынуждаешь меня ругаться, черт полосатый! Три часа никак до тебя не дозвонюсь. Куда это ты провалился? Ждал, пока виселицу восстановят, что ли? Живо костюм мне приготовь, мне надо идти.

– Кто же вас знал, что вы вскочите чуть свет после вчерашнего? Погода прескверная, льет как из ведра; куда это вы пойдете?

– Костюм, говорят тебе, – мне надо идти! Пусть даже погода такая, что брехуна и то за дверь не выгонишь.

Лоран стал помогать Пасро, тот был так поглощен своими мыслями, что ничего не видел и не чувствовал.

– Прошу прощенья, ваша милость, только как сами вы сегодня не в себе, так и штаны-то у вас наизнанку надеты.

– Королевская рассеянность, достойная Меровингов!

– Ох, ох, милый барин, огорчаете вы меня, какой-то вы сегодня озабоченный и мрачный. У вас черная меланхолия.

– Чернее некуда.

– К завтраку-то вы воротитесь, барин?

– Не уверен.

– Послушайте, на дворе так льет и такой холод – поди, все на свете насмерть простудятся.

– Ну и пускай себе подыхают!

– Подождите немножко, либо наймите экипаж, либо уж зонтик, что ли, возьмите.

– Зонтик! Лоран, ты меня оскорбляешь. Изнеживающая вершина цивилизации. Воплощение, квинтэссенция и символ нашей эпохи![306] Зонтик!.. вот во что презренным образом выродились плащ и шпага! Зонтик!.. Лоран, ты меня оскорбляешь! Прощай!

Ветер хлестал его, дождь неустанно поливал – студент наш был похож на сушеную треску, которую вымочили за счет самого неба. И вот он стучится у запертых дверей какого-то дома на узенькой пустынной улочке Сен-Жан или Сен-Никола, что ниже бульвара Сен-Мартен. С несчастного ручьями лила вода, как из опрокинутого горшка. И это он, в такой сильной степени страдавший водобоязнью, умудрился пройти через весь город, втянув голову в плечи, не обращая ни малейшего внимания на ливший как из ведра дождь! Прохожие покатывались со смеху, глядя, как он шагает с сосредоточенной невозмутимостью дервиша, но он ничего не слышал, твердо переступая через потоки и ручьи, которые струились на его пути, а по временам еще вдохновенно декламировал знаменитые стихи из «Эрнани»:

Когда у нас в груди клокочет страсти пламя,
А сердце ширится и полнится громами, —
Что нам гроза небес над проливным дождем,
С которым сходят в дом и молнии и гром.[307]

Он долго ждал у запертой двери. Наконец ему все-таки открыли.

– Кого вам угодно, сударь?

– Сеньора Вердуго.[308]

– Как вы сказали?

– Прошу прощенья, можно видеть г-на Сансона?[309]

– Да, он завтракает, войдите.

– Приветствую вас, сударь.

– Я к вашим услугам. Что за спешное дело привело вас ко мне в такую бурю?

– Вот именно, спешное.

– Ну что ж, рассказывайте!

– Прошу извинить меня за то, что я осмелился побеспокоить вас в вашем убежище и просить оказать мне услугу, которая по вашей части.

– По моей части! Я оказываю только жестокие услуги.

– Жестокие для трусов, людям сильным они приятны!

– Слушаю вас.