Shanghai grand: forbidden love and international intrigue in a doomed world

До конца жизни Микки сопротивлялась мысли о том, что страсть некоторых независимых женщин - среди них Диана Фосси и Джейн Гудолл, о которых она напишет в своей последней книге "Ева и обезьяны", - к нечеловеческим приматам может быть сведена к вытесненному материнскому инстинкту. Однако дело в том, что до приобретения мистера Миллса она выражала в письмах домой свою тревогу по поводу того, как жена Синмая продолжает заводить детей; поскольку у нее прекратились менструации, вероятно, из-за пристрастия к опиуму, она боялась, что бесплодна. Каковы бы ни были ее мотивы, учитывая тот нездоровый поворот, который приняла жизнь в Шанхае, неуемный мистер Миллс - который в зрелом возрасте весил тридцать фунтов и был ростом с шестилетнего мальчика - был для Микки большим утешением. Чтобы составить ему компанию, она купила двух макак, которых держала в клетке на переднем дворе, еще больше раздражая своего соседа.

Создание суррогатной семьи стало для Микки способом дать понять, что она не намерена бежать из Шанхая. В дни, последовавшие за "черной субботой", из города было эвакуировано более 1000 иностранцев, в основном женщин и детей. Американцы - среди них миссис Теодор Рузвельт и ее сын - были отправлены в Манилу на пароходе SS President Jeßerson; британцы - в колонию Гонконг на пароходе SS Rajputana. (Бернардина вернулась в Соединенные Штаты, где занялась строительством салона в Голливуде. Ее муж, Честер, который, как выяснил Микки, завел роман с их белой русской горничной, оставался в Шанхае до 1943 года).

Готовность Микки игнорировать страх и конформизм сослужила ей добрую службу: не поддаваясь нервной болтовне, которая удерживала других людей дома, она добилась приключений, на которых построила свою карьеру. Шанхай же был городом, построенным на надменном презрении к слишком реальным опасностям; жизнь здесь только усилила ее дьявольскую осторожность. (Анестезирующие свойства опиума почти наверняка способствовали ее нервозности). Однако с наступлением Черной субботы случилось то, чего давно боялись шанхайцы: война - в ее самой жестокой, механизированной форме - пришла в Договорной порт.

Микки, для которого дерзкие поступки стали добродетелью, не желал мириться с новым положением вещей.

Когда она писала домой, то старалась сохранить фасад нормальной жизни. В своем первом письме после "черной субботы" она написала: "Я думаю, что первый ужасный случайный взрыв в Иностранной концессии не повторится. МЫ В ПОЛНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ". Но трещины уже начали появляться. Днем 24 октября несколько друзей решили покататься на лошадях по Кесвик-роуд, к западу от поселения; японский пилот налетел на них и обстрелял из пулемета, убив часового и несколько лошадей. Это напомнило об аналогичном нападении двумя месяцами ранее на британского посла сэра Хьюга Кнатчбулла Хьюгессена, который был обстрелян и тяжело ранен в своем автомобиле по пути из Нанкина в Шанхай. Эти инциденты укрепили мысль о том, что при новом режиме никто, отступивший от иностранных концессий, не будет застрахован от нападения.

Когда японцы назначили на 3 декабря парад победы по Нанкинской дороге, Микки поспорила со своей соседкой Мэри на пять долларов, что насилия не будет. На самом деле шествие - японцы согласились сдать оружие в знак уважения к нейтралитету Международного поселения - было отмечено рядом драматических инцидентов. Китаец с криком "Да здравствует Китай!" прыгнул в воду с верхнего этажа центра развлечений Great World. На Киангсе-роуд - улице, где до недавнего времени жил Микки, - другой китаец бросил бомбу, ранившую трех японских солдат. На полчаса парад остановился в том месте, где в "черную субботу" взорвалась бомба у отеля Cathay.

Микки также была потрясена потоплением американской канонерской лодки USS Panay, стоявшей на якоре в реке Янцзы близ Нанкина, которую 12 декабря атаковали японские самолеты. Когда она узнала, что японцы прилетели обратно, чтобы расстрелять оставшихся в живых, она опасалась, что этот инцидент приведет к немедленной войне между Соединенными Штатами и Японией. Однако ни одна из стран не была готова к такой конфронтации. Президент Рузвельт с пониманием относился к бедственному положению Китая - Деланосы были партнерами в китайской фирме по перевозке чая, а его мать провела в детстве, проведенном в Гонконге, он знал, что в стране царят изоляционистские настроения. Девяносто процентов американской общественности поддерживали нейтралитет в войне Японии с Китаем, и когда японцы извинились - и организовали кампанию по написанию писем, в ходе которой школьницы отправляли рукописные соболезнования в американское посольство в Токио, - все решили, что все это было досадной ошибкой.