Shanghai grand: forbidden love and international intrigue in a doomed world

Японцы, похоже, пойдут на все. Они возьмут под контроль таможню и заявят о своей неспособности обслуживать кредиты. Они возьмут под контроль валюту и привяжут ее к своей иене, тем самым запретив вывоз капитала и отказав в денежных переводах... в Китай будут поступать только японские товары. Другими словами, Китай становится частью Японии с точки зрения торговли... если мы хоть в малейшей степени ограничим их торговлю, они объявят нам войну, рассчитывая, что смогут поживиться за счет Китая путем поголовной экспроприации".

Решение, писал сэр Виктор, было таким, на которое, как он боялся, его правительство никогда не пойдет:

То есть начать вывод всех британцев из Китая, включая гражданских лиц из Гонконга... а затем прекратить всю торговлю с Японией... это будет дешевле, чем начинать наступление раньше, чем мы будем готовы.

Последние строки письма на одной странице дают представление о его настоящем душевном состоянии - и о том, насколько плохи были дела в Шанхае:

Не показываю это письмо Стасу, так как не хочу, чтобы они знали, в какой депрессии я нахожусь.

Ваш, В.

 

* Микки написала матери: "Виктор здесь, и все, конечно же, сразу выглядит ярче. И он чувствует себя так хорошо и счастливо, что его не волнует потеря всех этих денег, которые канули в лету".

 

18: Одинокий остров

 

Шанхай в 1938 году был городом в неопределенности. После "черной субботы" поток беженцев в иностранные концессии превысил четыре миллиона человек, и Шанхай стал соперничать с Берлином за звание четвертого по величине города мира. Многие европейские и американские женщины и дети, бежавшие на юг, начали возвращаться обратно. Для них жизнь в пострадавшем от войны Шанхае с его слугами и роскошными поместьями казалась предпочтительнее относительной безопасности переполненных лагерей беженцев в Гонконге.

Вернувшись, они обнаружили, что Международное поселение и Френчтаун окружены вражескими войсками. Когда японцы заставили националистические войска отступить, они немедленно заменили мэра, назначенного Нанкином, своим собственным китайским соломенным человеком. Новые власти возвели полукруг баррикад и блокгаузов с трех сторон от иностранных концессий Шанхая, а четвертую сторону образовала река Ванпу. Полмиллиона солдат императорской армии удерживали долину Янцзы. Военно-морской флот Японии бесспорно командовал китайским побережьем, а ее военно-воздушные силы, действовавшие с баз в Корее и на Тайване, владели азиатским небом. Японцев постоянно раздражал тот факт, что в международных поселениях Шанхая продолжали действовать китайская почта, китайские радио- и телеграфные центры, а также китайские таможенные службы.

На следующие четыре года Шанхай стал тем, что его жители называли гудао: одиноким островом, изолированным в огромном море, патрулируемом бдительной и хорошо вооруженной иностранной державой.

Если Шанхай был в неопределенности, то и Микки Хан тоже. Тот факт, что к 1938 году война переместилась в северный и южный Китай - Кантон падет в ноябре, полностью отрезав националистов от побережья, - способствовал иллюзии, что жизнь в Шанхае может продолжаться без изменений. Ее преподавательская деятельность возобновилась с открытием Таможенного колледжа и удвоением стоимости американского доллара по отношению к китайскому юаню ее толстые нью-йоркские чеки стали расходиться как никогда быстро. Не то чтобы они всегда доходили - почту часто перехватывали, и многие из ее исходящих писем задерживались китайской цензурой.

К февралю Микки превратила свой новый дом на авеню Жоффр в разумную имитацию дома. Помимо мистера Миллса, у нее была большая беспородная собака чау-чау и два сиамских котенка; ее кухарка Чин Лиен держала макаку-резуса с висячим хвостом, которая всегда сбегала с кухни, когда к ней приходили гости.

"Думаю, я специально собираю все эти шумовые колонки, - писала она своей семье, - потому что мое раннее обучение требует, чтобы я была окружена шумом, прежде чем я смогу сосредоточиться".

В доме на авеню Жоффр часто царила суета, как в доме ее детства в Сент-Луисе. Когда Мэри Гаррисон после слишком частых стычек с темпераментной кухаркой переехала в особняк сэра Виктора Сассуна "Кэтэй", ее место заняла другая красивая молодая женщина. Белокурая, трагическая и загадочная Лоррейн Мюррей привела к их дверям целую череду очарованных джентльменов.

В итоге Микки напишет роман о Лоррейн, опиумной наркоманке, которая не только прекрасно говорила по-японски, но и была первоклассной баснописецей. Их познакомил один из китайских любовников Лоррейн, у которого сложилось впечатление, что она родом из Южной Африки. Она сказала Микки - который в своих мемуарах называл ее "Джин", - что она из Австралии, но когда Микки привел ее в "Ив", она сказала сэру Виктору, что она из Канады.

"В 15 лет - компаньонка дочери японского посла в Канаде", - написал сэр Виктор о Лоррейн в телеграфном стиле, который он предпочитал в своем дневнике: