Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате

Десятник заморгал, не понимая, что это: беспредельная наглость или неизвестные ему особые полномочия, — и в итоге на всякий случай отправил воинов выполнять распоряжение. К тому же, как выяснилось, имя Шестипалого Гэна было ему известно. Спокойно дождавшись, пока охранники правопорядка свяжут и выведут преступников и достанут мёртвых, мы известили десятника о желании видеть окружного судью и обсудить с ним это дело.

— Кто вы такие, в конце концов?! — не выдержал десятник. — Сегодня праздник, и судья отдыхает. Этих подлецов мы запрём в тюрьме, а завтра он с ними разберётся на утреннем заседании.

— Ну, что ж, до завтра можно подождать, — важно сказал господин Юань, и мы неторопливо пошли по улице, зная, что в присутствии стражи нам ничто не грозит даже в этих кварталах.

Вопрос, которого я ждал, прозвучал в самом скором времени:

— Откуда ты знал, что в стене потайной ход?

В голову мне пришёл, как показалось, удачный ответ:

— Хозяин лапшичной ответил, что Ван Оуба больше здесь не живёт, но двери были закрыты изнутри. Я предположил, что аптекарь покинул дом через чёрный ход, ведущий в сад монастыря.

— Если он и был знакомым твоего отца, это очень любопытно, — сказал «господин Белая Шляпа». — Мне доводилось видеть двери с потайными механизмами, но встретить их здесь, в захолустье…

— Откуда вы столько знали о разбойниках? — спросил я в свою очередь.

— Ты бы знал не меньше, если бы смотрел на доски объявлений всю дорогу ещё с области Ци. Не все портреты и описания этой банды мне пригодились, но мимо Шестипалого и Цзанба я не промахнулся. Брата Лю я не знал, а младшего увидел и запомнил только сегодня на выступлении мастера Диу — он смотрел с неподдельным восторгом и даже тихонько пытался повторять некоторые движения. Возможно, из него и впрямь вышел бы хороший акробат. Мне жаль, что всё так получилось.

— Вы и вправду могли восстановить его руку?

Юань Мин покачал головой:

— Увы, нет. Но отвечать за ложь мне бы не пришлось. Я понимал, что этот юноша скоро умрёт. Знаешь, на лице некоторых людей можно увидеть так называемую печать смерти…

Последнее замечание звучало как глупое суеверие, и я считаю так до сих пор, но спорить я не стал. Во всём остальном наблюдательность господина Юаня казалась сверхъестественной, как и его навыки фехтования.

— О том, что у Цзанба есть дочь, мне рассказал вышитый оберег у пояса, — продолжал он, хотя вопроса об этом я не задавал. — Вроде того, который носишь ты. Только твой вышит рукою влюблённой девушки, а над тем работала девочка лет шести.

Он помолчал и добавил:

— Извини, если проявил бестактность.

Я тут же с поклоном заверил его, что всё в порядке, но в моём сердце, разумеется, поднималась буря эмоций. Теперь я безусловно верил в умение «господина Белой Шляпы» делать идеально точные выводы, и его слова о Яо Мэйлинь представали передо мною истиной, меняющей всю мою жизнь. Со спины подул ветер, и я поспешил получше надвинуть капюшон плаща — мне казалось, лицо слишком меня выдаёт.

На следующее утро, отправив в столицу письмо, мы поспешили покинуть Дайча и к вечеру были уже в области Лу. Загадка покинутой аптеки и этой двери, ведущей в сад монастыря, осталась для меня неразгаданной. Впоследствии, бывая в тех местах, я порывался вернуться на улицу Весеннего Благоухания и всё же разыскать верительную бирку, но, забегая вперёд, признаюсь, что так и не смог этого сделать.

Глава тридцать третья. В Девяти областях готовят ядовитую пилюлю, «Ветер добродетели» приносит семена бури

На смену новогодней горячке и праздничной суете пришла суета будничная. И то, что я видел вокруг, служило мне напоминанием о тех возможностях, которые мне предстояло упустить. Близились областные экзамены, у молодых чиновников, желающих продолжать карьерное восхождение за пределами родной префектуры, оставались последние недели на подготовку; и если в области Вэй, куда лежал наш путь, предэкзаменационная лихорадка была не столь заметна — восходящие звёзды штудировали каноны и уложения в библиотеках и по домам, — то на «императорской псарне» Девяти областей в поле зрения были не гражданские, а больше военные экзамены, на которых, помимо знания военной классики, требовалось умение обращаться с оружием, переносить тяжести и преодолевать препятствия пешком и в седле — и будущие офицеры нередко практиковались у городских стен и на площадях. И хотя охранники правопорядка вяло покрикивали на горожан, требуя не застаиваться и не смущать благородных господ, поглазеть на стрельбу и фехтование приходили целыми кварталами — как недавно на актёров и акробатов, — да и сами благородные господа, похоже, не прочь были покрасоваться.