Шаньго чжуань. Тетрадь в белом бархате

Слуги начали расставлять перед счастливчиками письменные приборы. Один из бражников (ему не досталось листа, но он придумал, как сохранить лицо, и взял на себя роль казённого распорядителя) тягуче пропел правила поведения на государственной проверке, пообещав сурово карать за списывание и подсказки и палками выпроваживать нарушителей благообразия.

Наконец Фея трижды хлопнула в ладоши:

— Ти-ши-на!

В любом случае, чтобы получить от неё разъяснения, мне следовало дождаться окончания игры, а коль скоро я оказался участником… В сердце загорелся азарт, я растёр тушь и поудобнее взял кисть.

Фея отошла к одной из несущих опор посреди зала и стояла молча и неподвижно, как изваяние. Она, конечно, была прекрасна, а остроумие, с которым была устроена эта забава, вызывало у меня восхищение. Ухвачено всё было весьма метко, и игра балансировала на грани, не скатываясь, впрочем, в грубую насмешку над государственной процедурой. Цветной лист (мне достался розовый) благоухал тонкими духами; по кромке шло витиеватое тиснение из иероглифов «красота», «мечта», «музыка» и всё в таком роде — чем хуже официального бланка со словами канонов по канту! — а в углу красовалась красная эмблема, но не местной канцелярии, а увеселительного дома, к которому, вероятно, и принадлежала Фея Северных Созвездий.

Присутствующие добросовестно исполняли назначенные им роли. Экзаменуемые выжимали в строки остатки разума, которого в присутствии красавицы, естественно, оставалось немного; их незадачливые соседи посмеивались в кулак и зловеще потирали руки, предчувствуя чей-то позор; а самозваный распорядитель палочкой отбивал по пустому винному кувшину отведённые минуты — в нашем распоряжении было меньше четверти часа. Я уложился чуть раньше срока, и оставшееся время просто смотрел на холодное лицо Феи. Вот она коротко кивнула, и распорядитель тут же скомандовал отложить кисти.

— Итак, что же у кого получилось? — сказал, разминая плечи, один из участников испытания, которому, кажется, надоела пассивная роль. — Позволю себе начать парад шедевров.

Он встал и начал декламировать:

Я минуты разлуки не в силах стерпеть,
Жар томления душу взрывает, как плеть.
Как обнять тебя жажду и к сердцу прижать,
Орхидеей осенней тебя увенчать,
Красотою твоей напитать каждый миг,
Твоё терпкое имя пустить на язык…
Но ты так далеко, и так холоден взгляд,
Что мечты отравляют меня, словно яд.

Артистка с кроткой улыбкой выслушала эти стихи, посвящённые, безусловно, ей самой, а потом прыснула:

— Сударь, вы написали женские стихи! Тема, настроение, образы… Стало быть, экзамен выдержан, но должность полагается на женской половине.

Присутствующие расхохотались. Кто-то громко сказал:

— Что, брат Чжан, сработать из тебя евнуха? Остальное-то готово!

Чжан действительно походил на евнухов с известных гравюр: полноват, с круглым смазливым лицом без усов и бороды, холёные руки украшены крупными перстнями — и вся эта ситуация была для него страшным конфузом. Когда под общий хохот он, насупленный, занял прежнее место за столом, другие участники «экзамена» предпочли сдать свои работы молча, чтобы Фея сама отобрала те, которые придутся ей по душе. Артистка быстро просмотрела листы и, игриво улыбаясь, произнесла:

— «В кубке схлестнулись покой и тревога, что же достанется мне?» — автору этих слов достаётся третье место, звание «постигшего каноны», и приз, чаша с вином из моих рук.

Когда награда была вручена, настало время второго места. Его получил студент, написавший: «Полно таиться, фиалка над ущельем Восточного Ветра». Его призом стал белоснежный цветок с алым поцелуем артистки. Зал замер в ожидании победителя. На этот раз красавица решила прочитать работу целиком:

Солнцем пылает снег, но погоди, рассвет, алая колесница!
Нынче погиб во мне баловень прежних лет, дай же мне с ним проститься.
Неба прекрасен лик, добрых знамений час, что пожелать могу я?
Радости дней младых, горько оставить вас, выбрав стезю другую.
Горько, но всякий друг, щедро рассыпав смех, тянет меня к паденью.
Ваш покидаю круг, тени былых утех, прежних ошибок тени!
Феникс стремится ввысь, алой звездой блестит. Крылья хочу расправить!
Чтоб самому спастись, чтобы других спасти, я отсекаю память.