Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире

19 сентября 1945 года американский флагманский корабль «Роки Маунт» занял почетное место у буя номер один на реке Уангпу — место, которое с первых дней существования Договорного порта было предоставлено британским судам. Штаб-квартира ВМС США была размещена в здании Глен Лайн Билдинг в доме № 28 по улице Бунд, принадлежащем Великобритании и лишь недавно освобожденном немецким посольством. Моряки сходили на берег с кораблей, груженных товарами, предназначенными для планируемого вторжения в Японию, и бросали бутылки с кока-колой китайским толпам, которые — на данный момент — провозглашали Соединенные Штаты самыми лучшими. Солдаты пили напиток сэра Виктора Сассуна.

Компания U.B. Pilsner поразила толпу тем, что посадила на задние сиденья рикш прохожих и повезла их по Нанкинской дороге.

Одним из первых распоряжений нового Шанхайского совета стало переключение движения транспорта с левой на правую сторону дороги. Ночной клуб «Аргентина», до недавнего времени излюбленный редут нацистских агентов и японских жандармов, разместил рекламу, провозглашающую себя «единственным в Шанхае ночным клубом и коктейль-лаунжем с американским управлением». Голливудские фильмы вернулись в Нанкинский театр, начиная с уже четырехлетнего фильма «Алома из Южных морей» с Дороти Ламур в главной роли, который демонстрировался на бобинах, только что доставленных из Чангкинга. Бильярдные столы в Шанхайском клубе, которые были укорочены для удобства японских игроков, были подняты на прежнюю высоту на платформах. Рэндалл Гулд вернулся из США, чтобы возобновить выпуск газеты Evening Post and Mercury, которая теперь, когда Шанхай стал китайской территорией и подлежал надзору националистов, выходила под девизом «Все новости, пригодные для печати (прошедшие цензуру)».

Вернувшись из ссылки в Чангкинге, опиумный магнат «Большое ухо» Ду принялся за воссоздание своей довоенной гангстерской империи, на этот раз с помощью американских военных излишков и средств Администрации ООН по оказанию помощи и восстановлению. Продовольствие, одежда и медикаменты, предназначенные для жертв войны, продавались с публичных аукционов или уходили на черный рынок. В общей сложности материальная помощь на три миллиарда долларов, санкционированная Конгрессом, ушла в карманы националистов и их приближенных. Захваченные японцами компании, вместо того чтобы быть возвращенными их законным владельцам, перешли в руки новых гоминьдановских монополий. Те, кто сотрудничал с японскими оккупантами, получали легкие приговоры или даже новые должности в возрожденном правительстве.

Вскоре стало ясно, что дни Шанхая как космополитического Парижа Востока остались позади. Многострадальная белая русская община бежала на Гавайи, в Канаду и Южную Америку, многие — через Тубабао, остров, предложенный беженцам правительством Филиппин. Некоторые, соблазнившись обещаниями амнистии для некоммунистов, даже отважились на жизнь в Советском Союзе. Еврейская община двигалась дальше — богатые сефардские семьи в Гонконг, а беженцы из Европы уезжали, чтобы начать новую жизнь в Новом Свете и, конечном итоге, в Израиле. Более 2 600 человек вернулись в Австрию и Германию[34]. Иностранные общины, превратившие Шанхай в «Космополис на Вхангпу», покидали его.

В то же время приток внутренних мигрантов не прекращался: когда население города приблизилось к 5,5 миллионам человек, в домах и трущобах шикумен возникло небывалое столпотворение. Перенаселение сопровождалось гиперинфляцией. Индекс цен, составлявший до войны 100, к 1947 году подскочил до 627 000[35]. Пытаясь справиться с проблемой, старший сын Чан Кайши заменил старую валюту на новый «золотой юань» и ввел репрессии против черного рынка. Выдержанный, получивший советское образование чиновник добился определенных успехов, пресекая деятельность спекулянтов.

Пока он не объявил, что собирается арестовать родственника мадам Кунг, старшей из сестер Сунг. После того как его мачеха, мадам Чанг, лично прилетела в Шанхай, чтобы дать ему по морде, его отстранили от работы. К 1948 году один американский доллар, который в момент приезда Микки покупался за три китайских доллара, стоил 1,2 миллиона. К тому времени богачи расплачивались за масло тачками, набитыми купюрами, а в ресторанах за чашку кофе брали миллионы.