Шанс #3

– Единственный ребенок здесь – ты. Причем жестокий и эгоистичный, – с тихим отчаянием произнесла Ева, взявшись за дверную ручку.

Подняв голову, Осадчий смотрел, как удаляется ее силуэт в длинном гостиничном коридоре. В беспомощной ярости он прокричал вслед:

– Хочешь быть со мной – привыкай. Не я придумал эти правила!

* * *

Ева бежала вдоль набережной Пасига не оглядываясь, чувствуя, как сильно колотится сердце. Широкая река пересекала почти всю Манилу, и десятки самодельных лодочек, катеров и ветхих теплоходиков проплывали по зеленой мутной воде. Яркие граффити на бетонных парапетах смотрели с сочувствием. Запыхавшись, она наконец остановилась и села на скамейку напротив одного из них – огромной, почти зловещей синей рыбьей головы с пустым глазом.

Девушка подумала, что если бы курила, то прямо сейчас сигарета не помешала бы. Еще час назад она, полная надежд и абсолютного, пронзительного счастья, со свойственной влюбленным горячностью планировала провести с Никитой всю оставшуюся жизнь. А теперь сидит здесь – прохладный ветер дует прямо в лицо и забирается под тонкую майку – и не имеет ни малейшего понятия, что будет дальше с ней и с ними обоими.

Как же до этого дошло?

Поежившись, девушка откинулась на деревянную спинку скамейки. Болезненные, ранящие воспоминания нахлынули против воли.

Еве четыре года. С самого утра мама наряжает ее: несколько раз перевязывает бант, чтобы тот пушистым облаком лег на макушке, достает из шкафа голубое, обшитое накрахмаленным кружевом платье, надевает украшенные тесьмой белые носочки. Новые лаковые туфли с непривычки натирают ногу, но Еве так нравится блеск, что она готова чуть ли не спать в них.

Необычно собранная, напряженная, Аврора крепко держит ее за руку. Вот и полутемное здание университета – огромное, холодное, оно пугает малышку. Стук лаковых туфелек по каменному полу разносится протяжным эхом. На пятом этаже в длинном пустом коридоре сидят на подоконниках студенты. Аврора останавливается, внимательно рассматривая дочь, и нервным движением затягивает бант. Через несколько минут массивная деревянная дверь открывается, и из аудитории выбегает толпа шумных студентов. Ева чувствует, как Аврора все крепче сжимает ее ладонь.

Наконец коридор пустеет, и в дверном проеме появляется высокая мужская фигура. Темно-каштановые волосы, серьезный умный взгляд, пиджак из твида, какой обычно носят профессора, коричневый портфель из кожи. Все в нем выдает человека заслуженного, благополучного, с иностранными командировками, просторной квартирой и дачей в академическом поселке недалеко от столицы.

Мужчина на секунду замирает, встретившись взглядом с Евой, а затем, резко ускорив шаг и не отрывая глаз от пола, проходит мимо.

– Павел, это же твоя дочь! – разносится по коридору отчаянный крик Авроры.

Девочка хочет догнать странного незнакомца и заступиться за маму, но лишь испуганно стоит, вжимаясь в холодную стену, пока мужчина не исчезает из виду. Только спустя годы она поймет, что это был ее отец.

Резкий скрежет вывел Еву из тягучего забытья, она открыла глаза и непонимающим взглядом обвела набережную. Высокий худощавый подросток лет двенадцати упал с велосипеда, врезавшись в бордюр, громко ругнулся и, потирая разбитый локоть, поехал дальше.

В то лето, когда Еве исполнилось двенадцать, она неожиданно для всех сильно выросла. В танцевальном классе, куда она ходила три раза в неделю, в любую погоду и с неизменной радостью, ее встретили смешками. Преподавательница, пробежав оценивающим взглядом по девочке, ставшей заметно выше своего партнера, да и вообще всех мальчиков в группе, отвела ее в сторону и разочарованно бросила: «Ты, пожалуйста, больше не приходи. Очень негармонично смотришься в паре с Глебом. Некрасиво». Втянув голову в плечи, Ева сумела пробормотать только: «Извините», и с тех пор никогда не возвращалась в большое стеклянное здание с потертым паркетом.

В шестнадцать лет девочка надеялась полететь в Норвегию. Программа обмена со школьниками из Бергена, ради которой она зубрила английский днем и ночью, казалась чуть ли не единственным светлым пятном в жизни. С улыбчивой, веснушчатой Гретой Ева переписывалась почти полгода и уже представляла, как проведет весну в норвежской семье, а новая подруга будет гостить у нее все лето. За два месяца до сбора чемоданов девочку неожиданно вызвала завуч: «Воронецкая, неприятно такое говорить, но ты поехать не сможешь. Мы посоветовались с директором, и ты, конечно, молодец, хорошо говоришь по-английски, но в Берген полетит Вероника Кудина. Пойми, пожалуйста: нельзя, чтобы гости из Норвегии жили в вашей захудалой однушке. Мы не можем опозорить школу». Чуть не провалившись сквозь землю от унижения, девочка даже не сумела возразить. Под диктовку завуча она написала письмо, попрощавшись с Гретой.