Шанс #3

Рядом с Никитой Ева могла быть настоящей, хотя она и сама не до конца понимала, что именно вкладывает в это слово. Она с удивлением обнаружила, что порой их с Осадчим дуэт отлично работает по принципу «ключ в замок»: ее вечное чувство грядущей беды и его способность к деятельной заботе; его легкая алекситимия и ее умение разворачивать Никиту в сторону эмоций… Только лишь это объединяет их в пару? Или люди оказываются в отношениях, потому что за всеми внешними различиями таится глубоко спрятанное сходство? В конце концов, они с Никитой – дети, отчаянно нуждающиеся в родительской любви, признании и похвале, желающие быть замеченными…

Или же правда в том, что нас влечет к партнеру его темная сторона? Очевидно, Ева шла на знакомый «запах» отвержения: именно холодная часть Никиты была для нее понятной и, вопреки формальной логике, такой притягательной. Какая именно персональная тьма резонировала Никите, Ева точно сказать не могла. Возможно, ее «священный гнев» по отношению к мужчинам и манера соревноваться с ними, стремясь выиграть любой ценой, даже уничтожив противника, бросали вызов Осадчему и потому влекли его.

Однозначного ответа не было. Ясно только одно: Сан-Франциско станет испытанием их новообретенным отношениям.

Разумеется, Ева не питала иллюзий, что Никита в один момент избавится от желания контролировать каждый шаг и принимать решения за двоих, не советуясь с ней. Но вчера он, возможно, впервые спросил ее, а не поставил перед фактом – это давало надежду. Рано или поздно они научатся договариваться, искать компромиссы, дело лишь в цене – какими будут сопутствующие потери. Никита обрадовался, когда она согласилась лететь в Сан-Франциско – неожиданно, без возражений и споров. И девушка тоже предвкушала дни и ночи в Mon Trésor, наполненные смехом и поцелуями.

Признавшись ему в любви, Ева чувствовала себя одновременно и сильной, и уязвимой. Лишь в одном не было сомнений: эти три слова сделали ее свободной. Наконец-то вещи названы своими именами, и она абсолютно честна – с собой и Никитой. Конечно, ей хотелось бы услышать ответное признание, но Осадчий – точно не из тех, кто разбрасывается подобными словами. Ева это понимала и готова была ждать, надеясь, что не постареет к тому времени. Прямо сейчас она выбирала своего сложного мужчину, которого невозможно нарисовать только одной краской.

В гостиничную дверь постучали, и настойчивый звук не стихал почти минуту. В сумбурном ритме Ева не сразу разобрала припев I Was Made for Lovin' You. В животе у девушки заплясали бабочки, как только она поняла, что Никита помнит их общую шутку.

– Твоя американская виза готова. – Осадчий появился в дверях с довольным, заговорщицким видом, держа в руках паспорт. Вопреки манильской погоде и местным представлениям о прекрасном, он был одет в рубашку и пиджак.

– Ты такой нарядный. Баллотироваться собрался?

– Именно. Хочу понравиться своим избирателям. – Никита провел ладонью по ее предплечью, протягивая паспорт.

– Так быстро? – сперва удивилась Ева, глядя на документы, но потом, спохватившись, добавила с улыбкой: – Я и забыла, с кем имею дело.

– Сейчас напишу Эвелин, что завтра вечером мы будем дома.

– Чтобы нас ждали пирожные, посыпанные пыльцой фей, и шампанское из слез единорога? – не удержалась Ева.

– Да, и суфле из василиска, – Никита запрокинул голову и рассмеялся беззаботным, мальчишеским смехом.

Ева смотрела на него, такого живого, эмоционального, непосредственного в своем веселье, и впервые поймала себя на мысли, что Никита с Игорем на самом деле очень похожи. Это открытие почему-то обрадовало ее. Неужели ей наконец досталась та самая настоящая версия Никиты Осадчего, без наносного величия, земная, для внутреннего пользования?

– Я хотел предложить тебе полететь на Кауаи через неделю, – добавил Никита. – В декабре на острове Фестиваль огней, тысячи бумажных фонариков спускают на воду и отправляют в небо. Хочу, чтобы ты это увидела.

При упоминании острова Ева невольно покраснела, вспомнив, как влажный тропический воздух касался обнаженной кожи, запах разгоряченных соленых тел смешивался с тонким, пряным ароматом гибискуса, и как она кричала от удовольствия, когда они занялись любовью в первый раз. Будто прочитав ее мысли, он приблизился, обнял девушку сзади и легко, поддразнивая, прикусил мочку уха.

– Да, я тоже все помню. Это особенное место и для меня. – Никита оставил поцелуй на ее шее. – Пятого декабря к обеду мы будем там.

– Откуда такая точность? – Ева закрыла глаза и прижалась к нему ягодицами, чувствуя сквозь ткань растущую твердость.

Прерывистое, горячее дыхание Никиты коснулось ее шеи.

– Четвертого декабря у меня, – ловкая рука нашла ее грудь, и Ева запрокинула голову, – рождественский благотворительный ужин в Ritz.

– Ммммм, продолжай, – протянула Ева, покачивая бедрами, и было непонятно, хочет ли она узнать больше о благотворительном ужине или ждет, когда Никита сорвет с нее одежду.

– Я думал пропустить, но не могу, – пальцы дотронулись до ее соска, – тяжело быть желанным гостем.