– Из-за тебя, сука! Все из-за тебя! Наш герой, который раньше трахал все, что движется, видите ли, влюбился! И вместо того, чтобы оказаться в постели у госпожи Романофф, в своих наркогаллюцинациях всюду видел тебя. А у Лоры это первый прокол за ее выдающуюся карьеру, представляешь? Даже через младшего братца подкатить не получилось. У девушки теперь психологическая травма. По твоей милости, блять.
Ирония в словах Уайта не была ни забавной, ни разряжающей обстановку. С каждой секундой Еве становилось страшнее.
– Но я так просто не сдаюсь, как ты уже поняла. Один козырь у меня еще оставался в рукаве, самый ценный, берег его на черный день. Догадываешься, о чем я?
– Фабрика на Филиппинах?
– Умничка. Наконец-то! Три долбаных года я так и этак уговаривал Никки расширить производство и построить фабрику в азиатских ебенях, подальше от его зорких глаз. Сказал, что всю организацию беру на себя. Притащил левый проект с детскими садами, бассейном и чуть ли не СПА-салоном для рабочих – и этот дебил поверил! Так на деньги Никиты я построил самый большой в мире компромат на него же. Впечатляет, да? Тебе, наверное, не терпится спросить, почему же это не компромат на Алекса Уайта?
Ева молчала, уже понимая, чем закончится этот разговор, и не спускала глаз с пистолета.
– Отвечу тебе, – продолжал Уайт. – По документам я не имею к происходящему никакого отношения. Меня даже сейчас здесь нет. Удобно, правда? Оказалось, что быть никем – это в своем роде плюс. На бумагах стоит подпись Никиты, а в Танаване всем управляет компания-субподрядчик, чей директор хранит молчание за скромный миллиард в год. Конечно, я тоже получаю свои пару миллиардов на безбедную старость, но, как я уже говорил, деньги здесь не главное. Главное – справедливость.
Ева была потрясена. Она даже не знала, чего сейчас больше внутри нее – ужаса, гнева или отвращения к Алексу. Слезы потекли по щекам против ее воли. Никиту подставят и уничтожат, а она никак не может этому помешать. Не может спасти даже себя. Все эти долгие месяцы Ева потратила на ненависть к человеку, которого так любила!
И только один, последний вопрос не давал покоя:
– Но как ты мог притворяться годами так искусно? Почему Никита не почувствовал, не заметил?
– О, белла миа, ведь я был идеальным амико! Всегда рядом, всегда готов прийти на помощь своему фрателло. Мио Дио, откуда такие мысли в твоей хорошенькой головке?
Буквально за секунду Алекс перевоплотился в более привычную версию себя: плечи расслабились, в глазах зажегся знакомый теплый огонек, губы растянулись в игривой улыбке, в искренности которой невозможно было сомневаться. Глядя на ошарашенное лицо девушки, он произнес:
– Ну что, так понятно? Ты ведь тоже поверила тогда, в Mon Trésor.
– Да, поверила. Ты можешь быть дьявольски убедительным… – тихо произнесла Ева. – Теперь ты меня убьешь?
– Ну что ты, дольчецца. Я же не убийца. Я просто эффективный менеджер. Для грязной работы у меня есть Пабло. – Уайт оглянулся на филиппинца и коротко кивнул.
Ева зажмурила глаза.
Звук выстрела был оглушительно громким. Но через доли секунды он смешался с грохотом, треском, взрывом. Дверь вылетела из петель и со скрежетом врезалась в противоположную стену. Ева закрыла голову руками, не понимая, что происходит, жива она или нет, и вжалась в матрас. В глазах защипало от едкого дыма, один вдох, второй – и девушка закашлялась. В и без того темной камере она не могла разглядеть даже собственные ладони. Бетонные стены и Евины мучители исчезли в густом сером дыму. Как сквозь вату девушка различала топот шагов, крики, далекий вой сирен, стоны и проклятья Уайта. Все это одновременно было и очень близко, и далеко, словно в другой вселенной.
Голова раскалывалась, от привкуса бетонной пыли во рту сводило челюсти, горло обжигало чем-то похожим на слезоточивый газ. Гул в ушах сначала усилился, а потом резко наступила тишина, и на несколько секунд Ева испуганно подумала, что оглохла. Руки и ноги стали тяжелыми, безжизненными, в груди нарастало острое муторное чувство. Опираясь о стену, девушка попыталась подняться, но тело не слушалось – то ли от ужаса, то ли от возможных ран.
Чье-то прикосновение – едва ощутимое касание плеча – испугало Еву, заставив вскрикнуть и резко отстраниться. Уайт? Пабло?.. Теплые ладони продолжали держать ее, мягко, но настойчиво. Воспоминание из прошлого, о другой, более счастливой жизни, пронзило Еву. Интуитивно, вопреки творящемуся вокруг хаосу и шуму, она узнала эти руки. Вспомнила.
– Ева, ты слышишь меня? Я здесь! – сбивчивый голос Никиты был искажен тревогой. И все же это именно он, тот самый тембр, который Ева так хорошо знала.
Но его здесь быть не может, никак, абсолютно, нет. Выходит, она уже умерла? Тогда почему саднит лодыжка и тошнит от вкуса слезоточивого газа во рту? Девушка совсем не так представляла себе загробную жизнь.
– Ева, ты не ранена? Можешь двигаться? Возьми мою руку, – голос никуда не исчезал, возвращая ее в искореженную взрывом комнату.