Она выглядела какой-то другой. Присборенные юбки синим облаком струились от нарядного корсета. Синие, а не черные, как положено ученикам этого места. Но ведь она не ученица, а учительница. Я все время забывал об этом и даже не знал, что мне делать: жалеть о том, что она не моя наставница или напротив благодарить судьбу за это. Ведь она прекрасна, но она же и опасна. Молодых гуляк вроде меня притягивает обычно и то, и другое. И они гибнут. Я уже видел это. Мне снился юноша, которого душили ее щупальца. Сини, как и ее наряд.
Синий - цвет колдунов. Он почти сливается с черным, но имеет оттенок ночного неба и ночи, покрывающей своим широким плащом нас - колдунов и ведьм. Серена права, лучше было носить форму такого цвета, чем цвета траура. При виде нее у меня почти развился комплекс неполноценности от того, что я хожу в черном, как на собственных похоронах.
Ее чудовищные псы оскалились на меня, но я смотрел только на создание в облаке тюля и атласа. Прикрывает ли роскошный наряд чешуйчатую кожу русалки или обычную на этот раз. При виде чудесного платья я ощутил сожаление и почти разочарование. Ведь я уже привык наблюдать за ее обнаженным телом. Что было намного приятнее, несмотря на сверхъестественные изъяны.
В зеркале на столе отражалась русалка или существо вроде нее со змеями вместо волос. Я не заметил подставки за зеркалом, хотя оно было чуть наклонено, будто позади в пустоте его что-то держит.
- А где змеи? - наверное, было верхом неприличия спрашивать об этом, но я все же решился. Но она не поспешила мне ответить. Вместо этого лишь, играя, коснулась какой-то книги на туалетном столике. Жест что-то значил?
Паучки ползали по ее столу. Сама Серена восседала в кресле, которое хоть и было тяжелым чуть раскачивалось на ножках так, будто было креслом-качалкой или бархатным гамаком. Я засмотрелся на его ножки, отлитые в форме когтистых львиных лап, как и у ее ванной. Со стороны они выглядели зловещими, несмотря на обильно покрывавшую их позолоту, и казалось, они двигались. Я старался держаться подальше, но ее взгляд находил меня везде. Волосы, как золотые змеи струились по корсажу. Крылья, сложенные за спиной, напоминали стоячую накидку. Она так легко маскировала их то под ажурный плащ, то под пелерину, то под вуаль. Смертных этот трюк легко обманывал, но не меня. К тому же адские псы у ее ног начисто уничтожали всю видимость невинности.
- Вы даже не представляете, как унизительно для существа моей расы считать себя простым человеком.
Собор Грома, вот на что она намекала. Название огненными буквами вспыхнувшее на ее книге. Я чуть было не обмолвился, что она понравилась бы мне и в человеческом обличье.
Ее синие глаза проницательно посмотрели на меня, и в них вспыхнула искра.
- Вы слишком долго смотрели на него. В этом ваша беда. Влюбляться в таких, как он все равно, что убивать себя собственными руками. Чем больше любишь, тем скорее погибнешь. Те, кто смотрят на нас долго, умирают так быстро.
Черные узорчатые крылья трепыхнулись за ее спиной, и я с ужасом вспомнил о том, как часто подглядывал за ней в замочную скважину. Особенно за ее купаниями. Или это был не я, а другие юноши? Уже мертвые или покаченные юноши? Я смотрел на ее крошечный адский мирок их глазами, и у меня помутилось сознание. Я чуть снова не бухнулся к ее ногам теперь уже в обморок. Выходит, она знала. Даже если у нее и не было глаз на спине, то ей вполне хватало тайного зрения, чтобы обличить подглядывающего. Так почему же она не послала своих когтистых слуг разорвать меня на кусочки, чтобы потом бросить адским псам? Потому что знала - я и так погиб. Не из-за нее, из-за того, кто выше нее по их сверхъестественной иерархии. Того, кто выше всех и наиболее смертоносен. Тут она была права. Как раз он меня и сокрушил.
- Простите меня, - только и пробормотал я. Моя голова сильно кружилась. Выходит, Милостивая Госпожа, как ее тут называли, щадит меня не по соображениям гуманности, а потому что считает, что наказывать меня дальше, чем я сам себя наказал, уже дальше просто некуда. Как можно погубить того, кто уже погиб.
- Я плохо поступил, я не должен был подглядывать... - мои оправдания были слишком ничтожными.
- Зато ты можешь посмотреть сейчас, - она вдруг улыбнулась, так мило, и начала расстегивать лиф своего корсажа. Секунду назад я и не замечал, что на нем есть застежки. Или их и не было. Ее нечеловеческие пальцы разделяли саму ткань, а не пуговицы, и под атласом открывалась алебастровая кожа, слегка влажная, как жемчужина, омытая пеной морской.
Все догадки о том, что я ей и вправду нравлюсь, едва возникнув, тут же исчезли. Я видел под корсажем не кожу женщины, а зеркальные отражающие чешуйки змеи и отражали они то, что мне совсем не понравилось. А именно труп Лилианы гниющий в болоте и, разодранный когтями дракона. Мне ведь сообщили об этой девушке совсем другое. А именно, что ее карета перевернулась, но не то, что ее выволок из экипажа и разодрал дракон. Что он только сделал с ней, пока тащил ее к болоту?