Шанс для злодейки

— Господа, — громко провозгласил Леонар, убедившись, что всё внимание приковано к ним. — Я собрал вас здесь, чтобы поделиться радостной новостью. Всю свою жизнь я не ведал, что есть любовь. О ней говорят, её воспевают в песнях и прозе, но для меня эти красивые слова были не более, чем блестящей приманкой, от которой стоит держаться подальше. Вы знаете, джентельмены, каким повесой я бывал, — он с улыбкой указал на группу мужчин, что разразились смешками в ответ на это заявление, — но лишь от того, что не знал истинного чувства! Леди Эплбри открыла мне новый мир. И сделала самым счастливым человеком на свете, приняв моё предложение. Я не готов отпустить её ни на минуту, так что свадьба назначена на послезавтра.

Все зашумели.

— Так скоро? Немыслимо! — взволнованно переговаривались гости у меня за спиной.

— Ах, эта молодость, — улыбались воспоминаниям дамы в летах. — Она не терпит промедления.

— Портниха не успеет пошить новое платье! — возмущались девицы на выданье, в смятении обмахиваясь веерами.

Мужчины покашливали в кулаки, обмениваясь двусмысленностями с видом умудрённых опытом ходоков.

Ханна солнечно улыбалась, глядя только на жениха.

После помолвки ей полагается покинуть дворец, но коль до свадьбы остаётся настолько малый срок, думаю, для неё сделают исключение. Я захлопала, предлагая остальным присоединиться.

Под всеобщие аплодисменты сияющая пара поклонилась, Герцог пылко прижал ладошку Ханны к губам, заставив ту покраснеть. Немного рисуясь, он вынул из петлицы роскошную белую розу. Полюбовался, глубоко вдохнул её аромат и потянулся к невесте.

— С вашими волосами будет выглядеть… Изумительно… Их…Кх…

Улыбка померкла, взметнулись брови. Звучный голос Леонара сменился невнятным хрипом, в широко распахнутых глаза заметался ужас. Он схватился за горло, страшно царапая ногтями, словно его душили.

И рухнул замертво.

Глава 51

Крик Ханны ещё стоял у меня в ушах даже дни спустя. Надсадный, отчаянный, полный такой боли, что мы все должны были пасть бездыханными, поражённые её горем. Она кинулась к жениху, обливаясь слезами, звала его, пока не оттащили в сторону. Ей даже не дали поцеловать его в последний раз, опасаясь, что яд мог остаться на коже. Она билась в чужих руках, как раненная птичка, а потом в односчастье затихла и обмякла — сломленный разум не выдержал.

Предосторожность оказалась лишней. Яд нанесли в сердцевину цветка, так, чтобы случайное касание не привело к плачевным последствиям раньше времени. Розу подсунули к специально отобранным для покоев герцога, зная, что тот не останется равнодушным к самому прекрасному из цветов. Отравитель хорошо знал его привычки.

Но едва ли предполагал, что всё произойдёт вот так, на всеобщем обозрении.

Однако, он был осторожен — память цветка не открыла ничего стоящего. Согбеннаяя фигура в плаще, скрытые толстыми перчатками руки и гладкая маска, что полностью закрывает лицо. Даже не разобрать, мужчина то или женщина, заказчик или всего лишь исполнитель. Ни единого слова, ни единого звука, только сосредоточенное дыхание, с которым этот человек наносил яд на лепестки стеклянной палочкой. Служанка, что разбирала цветы, клялась и божилась, что никого подозрительного не видела. Она так испугалась сэра Броуза, что сдала кухарку, подворовывавшую мясо на кухне и гвардейцев, делавших ставки серебром на то, сколько ещё протянет король. Больше секретов у неё не нашлось.

Тело Леонара упокоилось в родовом склепе, воссоединившись с почившим дедом — едва ли хоть один из них был бы рад такому соседству. Бедная Ханна покинула двор, не в силах вынести сочувственное молчание, с которым встречали её чёрные одежды. А может, дело было и не в молчании, а в картинах счастливой жизни, что она рисовала себе в этих стенах.

Я не могла представить, каково ей сейчас.

Пусть Леонар не вызывал у меня тёплых чувств, пусть я сама пару раз подумывала, не отправить ли его в мир иной, всё это был совсем другой уровень размышлений. А настоящая смерть равнодушно взирала пустыми глазницами — и хотелось держаться от неё так далеко, насколько только возможно.

Королевский двор не умеет долго печалиться. Сегодняшняя трагедия назавтра тонет в огнях и смехе, продолжается жизнь, и страх на мгновение отступает. У этих коридоров короткая память, а опустевшие покои быстро обретают нового жильца.

— Как вы? — участливо спросил мессир той ночью, когда ритуальные свечи уже погасли, а руны и линии на полу истаяли.

Он придерживал меня со спины.

— Паршиво, но быть бумагой ещё хуже, — ответила я, с сожалением чувствуя, как истончаются ниточки силы между нами. Они лопались с негромким треньканьем, которое я улавливала даже не слухом, а каким-то запредельным чутьём. — Хотя бы сознание не теряю.

— Я не о том. — Ладонь мягко надавила на лопатки. Я сделала шаг из круга, но он так и не отнял руки, словно ожидал, что я в любой момент свалюсь без сил. — На ваших глазах умер человек. Это требует большого мужества, вот так держаться.