Шанс для злодейки

Он схватил меня за шиворот и крепко встряхнул, потянул вверх. Я дёрнулась, попыталась лягнуть его связанными ногами, но затея была обречена на провал.

— Пришло время расплаты, — твёрдо сказал он. — Катись в преисподнюю!

И втолкнул меня в круг.

Я мешком рухнула в центр пентакля. Разорванная телом полусфера снова сомкнулась, как пасть, наконец-то получившая добычу.

Пламя изумрудными столбами взвилось почти до потолка. Магия двигалась вокруг меня, как живая — осязаемая масса, похожая на рыхлое желе. От скользкого касания паника подступила к горлу. Каждую мышцу парализовало от омерзения, зашевелились волосы. Она обтекала меня, пробовала на вкус, готовая вонзить зубы глубже и выдернуть из тела.

Но не нашла нужного.

Вместо любимого деликатеса ей подсунули ржавый гвоздь.

Масса всколыхнулась, отпрянула от меня. Задрожала, словно от возмущения.

И рассеялась.

Пламя опало. От фитилей потянулся дымок, пронзительная вонь палёной шерсти ударила в нос. После яркого света артефактов обычные свечи показались неправдоподобно тусклыми.

Я увидела лицо Радвина и подумала, что могла бы одурачить его на какое-то время. Притвориться, что гениальный план сработал, а потом сбежать. Очень просто обмануть того, кто настолько исполнен надеждой.

Вместо этого я с трудом села на поджатые ноги. Сдула упавшую на нос прядь и сказала:

— Ну что, теперь поговорим нормально?

Глава 60

Мой план попахивал авантюрой. Вернее, от него разило так, что ни один уважающий себя человек не подошёл бы на расстояние ближе пушечного выстрела. Но я нутром чуяла, что должна это сделать.

Как доказала практика, мои предчувствия не стоит игнорировать.

— Ах, нутром… — повторил Радвин, когда дослушал. Интонация говорила сама за себя: он не одобряет ни единой буквы из сказанного.

После того, как мне удалось его уговорить снять верёвки, дело не особенно продвинулось дальше. Но хотя бы демоном меня больше не обзывали и не грозили немедленно переправить в геенну огненную — уже хорошо.

Как же низко упала моя планка ожиданий от жизни.

Мы сидели в чайной комнате на втором этаже. Ей пользовались так редко, что я не могла вспомнить, как же она выглядит при свете дня. За высокими окнами только-только занимался рассвет, просачивался между задёрнутыми шторами белесой дымкой. От единственной свечи почти не было толку — светлячок посреди ночи, — но я не стала зажигать больше, чтобы не видеть выражения лица Радвина.

Со скрипом, со сжатыми зубами, он принял мою историю на веру. Человек практического склада, сорванный ритуал он засчитал как более весомый аргумент, чем мои слова.

Но даже если я не порождение тьмы… Для него это ничего особенно не меняло.

— Где сейчас Айрис? — единственное, что он спросил. Голос звучал хрипло, точно в горло забился песок.

На моих глазах он прошёл почти все стадии осознания горя за какие-то пару часов. Отрицание, гнев, торг, депрессия. Однажды наступит время и для принятия, но явно не сегодня.

— Не знаю, — ответила я честно. — Сначала я чувствовала её, но думаю, это больше связано с самим телом. Она очень тебя любила. И чуть не сошла с ума от горя, когда… Ну, когда она… Понятия не имею, как можно переиначить «всадила в тебя нож и убила» так, чтобы это прозвучало мягко.

— Я понял, — сказал Радвин. — И предпочёл бы умереть вместо неё.

Это было сказано так просто, без намёка на театральность, что я сразу поверила. Он и правда бы сделал так.

— В этой жертве нет смысла. Напоминаю, что её всё равно в итоге казнили. И, поверь, это не самые приятные ощущения. Если выбирать из двух зол меньшее… Для неё тоже всё обернулось лучшим образом, как бы цинично это ни звучало.

Я чувствовала себя очень неуклюжей в этом разговоре. Всё равно что убить кого-то случайно, а потом похлопывать родственников усопшего по плечу. И равнодушной быть нельзя, и заходить слишком далеко в выражении сочувствия. Найти баланс оказалось трудновато.

Я спрыгнула с этого каната на твёрдую почву:

— Знаешь, где отец хранит документы?

— Здесь их нет. Он же никому не доверяет, держит всё при себе.

— Во дворце, получается…

С этого всё и началось.

***

Минус и плюс того, чтобы быть прислугой — вас никто не замечает.

Даже Ханна, садясь в наш экипаж, сперва ограничилась лишь маленьким кивком вежливости в мою сторону.

А потом услышала голос, присмотрелась и распахнула в изумлении рот:

— Рири?..

Я заметила, как дёрнулась щека у Радвина. Он больше не звал меня этим домашним прозвищем, да и вообще избегал называть по-имени.

План был крайне прост по своей сути — проникнуть во дворец под видом горничной или экономки и запустить руки в отцовский тайник. У такого дотошного, считающего каждую монетку, человека всегда всё записано. Уверена, что в его бумагах найдётся немало интересного — ведь наёмники не работают за идею.

Реализация оказалась сложнее. Одну меня не пустят даже за ворота. А капитан гвардии в компании молодой служанки вызовет нездоровый интерес.

Всё должно выглядеть естественно.