Шанс. Книга 4

– Зачем? – опешил я и стал вспоминать события того вечера.

Перебрав в уме нюансы спора и припомнив эмоции других ребят, отрицательно мотнул головой.

– Нет, не думаю, – заявил я решительно, – да и кому это надо?

– Если ты не видишь причин, то это не значит, что их нет, – назидательно сказал комитетчик.

– Ага, как же, слышал про черную кошку в черной комнате, – иронично улыбнулся я, намекая, что комитет занимается бесполезным делом.

– Зря ты так! – покачал головой Владлен Владимирович, осуждающе глядя на меня. – Мы знаем, что делаем.

– Неужели этот недалекий Болеслав – агент иностранных разведок? – спросил я, уже не скрывая иронии.

Собеседник многозначительно посмотрел на меня, долго не отводя взгляда, вздохнул, как бы удивляясь легкомысленному студенту и убрал листок в свою папку.

– О нашем разговоре никому не говори. В следующий раз в споры с иностранцами не вступай, а если будут провоцировать уклоняйся. О всех подобных случаях звони, – проинструктировал комитетчик и протянул безымянную визитку с двумя номерами телефонов.

– Молчать, даже если будут клеветать на нашу страну и ее людей? – возмутился я. – А как же активная жизненная позиция советского гражданина и комсомольца?

– Я тебе все сказал, – твердо заявил Владлен Владимирович. – Парень, ты не дурак и, думаю, все понял правильно, – подытожил.

Передвигаясь по коридорам института, я размышлял о прошедшем разговоре. Что это было? Других участников вечеринки опрашивали? И не спросишь прямо, ведь наверняка всех тоже предупредили о молчании. Почему понадобилось три недели, чтобы опросить меня? Кто тот поляк? Чего он добивался? Если это провокация, то чья? Не его же, судя по его уму. Может, зная о его русофобии парня использовали в темную, чтобы проверить настроения студентов? А тут вылез я, весь в белом, хе-хе, такой грамотный и знающий и потоптался на самолюбии и невежестве Болеслава.

Впереди ведь Олимпиада! – осенило. Вполне вероятно КГБ изучает общественные настроения и выявляют неблагонадежных, а я сорвал мероприятие.

Нет, я правильно все сделал, дав отпор русофобу. Все наше общество, в том числе студенческое, напичкано стукачами. Вот если бы на той вечеринке, кто-то, подвыпив, согласился с Болеславом! Вся будущая карьера ученого или инженера насмарку, а среди интеллигенции не мало таких, кто бездумно и следуя моде, как бы образованных и широко мыслящих людей держит фигу в кармане против существующей власти и порядков. Кому нужна провокация против меня? – вспомнил намек комитетчика. А если бы я не вылез и не выступил тогда? Получается, мое выступление нарушило чьи-то планы? Вся подготовка насмарку? Нет, наверняка хотели проверить таким способом настроения студенческой молодежи, – пришел к выводу.

Репортер.

Первого мая сходил со своей группой на демонстрацию. В одной руке держал палку с портретом Суслова, а в другой – веточку с распустившимися липкими листочками и привязанными к ней двумя воздушными шариками. Веточкой надо было размахивать, (жаль, что не портретом) и кричать «ура», выражая свою радость и восторг при виде руководства Ленинграда на трибуне.

Вглядываясь в лица руководителей, нашел нового Первого секретаря обкома, назначенного вместо Романова. В прессе его хвалили, но что должны делать наши идеологи? Не ругать же.

Вспомнилась моя курсантская рота и свой шестой взвод. Тогда при продолжительном перемещении строем, как и здесь в колонне приходилось постоянно подбегать, догоняя предыдущий пятый взвод, чтобы в нужный момент колонна казалась слитной. Вроде все идут в едином темпе, но первый взвод идет нормально, а остальные периодически срываются на рысь. И кому приходится всех хуже? Конечно, последнему взводу в колонне.

Так происходило и сейчас на демонстрации. Сначала от института шли вразнобой, разговаривая, шутя, весело, а при подходе к Дворцовой площади нас стали выстраивать рядами, формировать в колонны и постоянно погонять, чтобы мы не отставали, так что к площади мы подбегали, а не подходили.

Эдик тоже ведь должен быть здесь! Вероятно, он и сейчас находится вот в этом доме – покосился я на четырехэтажную громаду здания, примыкающего к площади, вспомнив, как нас первокурсников рано утром доставили на Дворцовую площадь, завели весь батальон в триста с лишним человек в подъезд, где мы все разместились на широких лестничных пролетах и ступенях. Так и провели всю демонстрацию, валяясь на лестнице в парадной форме с белыми ремнями, спя или развлекаясь разговорами. Выпустили нас на площадь только после завершения демонстрации и парада. Правда покормили куском черного хлеба с толстым, соленым, не жующимся шматом сала. Потом бегали по очереди в туалет, чтобы попить вонючей водички из-под крана.

Зачем это было надо? Обеспечивали безопасность праздника без оружия и даже без штык-ножей? И без нас хватало серьезных дядей в штатском, снующих по лестнице и переступающих через спящие тела курсантов. Снайперов и других вооруженных лиц не видели. В армии всегда было полно бестолковых и бессмысленных приказов.