Посмертно не хочу!
Писатель, учтите,
Я тоже вас могу убить!
Я с вами не шучу,
И вы не шутите!»
КиШ «Писатель Гудвин»
Я родилась тринадцатого сентября 1987 года. Я родилась 15-го июля 1990-го. Я умерла зимой 2031-го. В больнице. Так и не увидев свою внучку. Дочь родила за несколько дней до моей смерти. Я вспомнила себя, когда мне было пять лет. Точнее пять лет было Изабелле Мари Свон — мне. Я тогда шла с танцев, и нас с мамой чуть было не сшиб отчаянный лихач на пешеходном переходе. Я сильно испугалась, и с той ночи стала видеть странные сны. А однажды проснулась утром и вспомнила всё. Я Изабелла Мари Свон, и мне почти шесть лет. Я Алиса Викторовна Лебедева, и мне за сорок.
Я жила в городе-миллионнике на территории бывшего СССР. Жила в хрущёвке среди серых и однотипных зданий, и таких же людей. У меня были муж и дочь. И работа. И жизнь моя была вполне себе хороша. В ней были школа и друзья, с некоторыми мы продолжали поддерживать отношения вплоть до моей кончины. Институт и посиделки и песни под гитару, и плацкартные поездки по всем просторам моей страны и стран близлежащих, не требующих загранпаспортов. Рыбалка, палатки, костры, курортные романы. В ней были Турецкие и Египетские олинклузивы, и автобусные туры за сотку баксов в такую манящую Европу. И белое платье только что без звона церковных колоколов, и детский смех, и детский плач. И долгие ночи у кроватки, и седые волосы. И ужины с мужем, нечастые командировки. Работа, которую можно было охарактеризовать словом — неплохая. И множество хобби. Я пела и вязала, вышивала, танцевала, играла на гитаре, готовила и читала. Всё как у всех. Кино и сериалы, свадьбы и дни рождения, похороны, а со временем и выпускные. Дочки, крестницы, двоюродного племянника. У меня была прекрасная жизнь. В которой было достаточно тепла и добра. И я не хотела умирать. Но так сложилось.
И вот когда я всё вспомнила, то решила, что получила невероятный, фантастический шанс. Снова жить! Снова в молодом теле! В другой стране, с другими возможностями! А со временем до меня дошла и другая истина — я в вымышленном мире. И я персонаж книги, которому предстоят далеко не весёлые приключения. Но при этом, насколько я помнила одну из любимых книг дочери, у книжной Беллы всё закончилось хорошо. Она нашла свою любовь и стала бессмертной. Так почему нет?
После долгих измышлений на тему того, как же мне быть, я решила просто махнуть рукой и жить на полную катушку! Сложно было в школе, потому что я была слишком взрослой. И среди малышей мне было невероятно, отвратительно скучно. Я не понимала как играть, и не хотела притворяться. Потому уговорила Рене на дистанционное образование, убедив её частично истериками, частично аргументами, что различные кружки в свободное время гораздо увлекательнее сидения в классе, и уж там мне хватит общения.
Так до своих четырнадцати лет, я успела позаниматься музыкой и сменить с десяток кружков танцев, потому что с координацией у меня наблюдался полный капец. С трудом удалось уговорить Рене на обследование, после чего у меня выявили какое-то осложнение от недолеченного в детстве отита. Лечение помогло, и я перестала натыкаться на предметы и терять равновесие по поводу и без.
С четырнадцати я вернулась в школу, так как учиться на дому стало сложно, а бушевавшие в теле подростка гормоны требовали выхода. Школа мне понравилась. Здесь хватало дисциплин, которые я в прошлой жизни никогда не изучала, так же как и общественной деятельности, что в Америке сильно поощрялась и была горячо любима мною. Я организовывала выставки и благотворительные ярмарки, конкурсы и эстафеты, и к переезду в Форкс моими грамотами были увешаны стены в доме Рене и Чарли, а личное дело полнилось самыми лучшими рекомендациями. Хороший колледж был мне гарантирован. А здесь это значит очень многое.
Переезду я радовалась. Несмотря на всё своё тепло, Рене меня раздражала. Она была излишне — всё. Излишне радостной, шумной, неуклюжей, рассеянной, влюбчивой. Её было слишком много, но, что бесило ещё больше, она была легкомысленно-безмозглой. Казалось, Рене застряла в возрасте от пятнадцати до восемнадцати, и счастливо в нём законсервировалась. Чарли был мне гораздо ближе. Мне нравилось приезжать к нему в Форкс на каникулах, ловить с ним и квилетами рыбу, вязать ему тёплые свитера и жилеты, пока он смотрел игру по старому телеку в гостиной. Нравилось, как он умел молчать. И вообще, Чарли в чём-то походил на моего мужа, и потому вызывал тёплый отклик в сердце.