Шанс на падение (СИ)

Волдеморт был упрямее. Она даже под Империусом, пока глаза старательно изображали влюбленность, не дарила ему ответной усмешки. Хотелось ее ненавидеть.

Предсказательница на ломаном английском твердила ему о погибели и воскрешении, запутавшемся круге жизни и смерти, из которого ему выйти больше не суждено. Она любила повторять про власть и опьянение ей, а Волдеморт не то, чтобы вслушивался в мелодичные речи — так, изредка различал ее слова и вникал в их смысл. Паутина благоговения перед будущим сжимала оставшуюся частичку его души, женщина замирала на подлокотнике кресла, пока его ладонь скользила по ее спине.

Она говорила о любви. Том Риддл никогда не знал, что это такое. Ведь определенно не позволение какой-то грязнокровке закатывать ему истерики при встрече и ласково просить избавить от его влияния, когда заклятие достигало апогея? Нет, определенно нет. Любовь, это что-то большее, чувственное, близкое другим, но не ему.

Лили не была его любовью, предсказательница сдохла в муках в очередном приступе связи со Вселенной, а Волдеморт даже не закурил. Ему было плевать. Долохов сказал, что такой холодности к чьей-то смерти тот не испытывал никогда раньше.

Волдеморт ступал, и пред ним падали города, магические поселения. Волдеморт шел лишь одним путем, жестоким, кровавым, зверски желая достигнуть власти. Он усмирял и покорял, но не умел слушать — предсказательница всегда едко шутила, что стоит подарить ему дополнительную пару ушей. Может быть, это и стало причиной ее смерти.

Слишком длинный язык.

— Да, сынок. Она улыбалась.

Тому, кого породит Темный Лорд, суждено поставить этот мир на колени и возродить его пламенем своего сердца. Тот, кого породил Волдеморт, знает любовь и понимание, не принимая борящуюся за управление его телом жестокость. Того, кого породил Волдеморт, всегда привлекут к власти, ведь это их общая часть, одна на двоих.

Глаза у Гарри были, как у Лили. Том усмехнулся: его предсказательница явно наврала с три короба. Потому что сейчас, в этом самом лесу, он убьет свое дитя. И лишь вспышка Авады отразится в стеклах его очков.

========== Порядочный маг. Том Риддл ==========

Мадам Помфри, цокая и бормоча что-то, заклеила разодранные костяшки рук пластырями и стерла мокрой тряпочкой кровь. Впихнула ложку гадкого зелья, растрепала темные волосы и вышла прочь из комнаты, оставив вытянутый зеленый бутылек на прикроватной тумбочке. Том смотрит на него и видит собственное отражение с непропорциональным лбом, подбитым глазом, синяк которого был измазан липкой и ужасной по запаху желтоватой мазью, и бледное лицо. Такое бледное, что горящие глаза кажутся болезненным дополнением образа юного волшебника.

Он маг, а проблему по привычке полез решать кулаками. Просто потому, что в приюте это всегда было намного действеннее разговоров или угроз, просто потому, что он озлобленный еж, свертывающийся клубочком, если мимолетная опасность мелькает где-то позади, сбоку, спереди, неважно. Он ощущает нутром и кожей, когда стоит защищать себя, и мозг отключается в таких ситуациях. Выживать лишь на инстинкте самосохранения — глупость несусветная.

Он глуп. Очень-очень-очень глуп, раз не умеет себя контролировать. Он должен уметь.

Взгляд смазано оглядывает залу, не цепляясь за ее очертания и не придавая им большого внимания. Койки, койки, койки, несколько учеников за ширмами, снова давящая пустота и тишина. Его словно топят в чувстве вины и заставляют захлебнуться в осознании того, что он облажался. Всего месяц назад переступил порог этой школы, приоткрыл завесу чуда, а сейчас, следствием своих действий, может вылететь прочь. Двери в его мир, в тот мир, к которому он уже питает нежную любовь, могут быть заперты лишь из-за драки, потому что порядочные волшебники так себя не ведут.

То, что было в приюте, должно быть оставлено за рамками и забыто в Хогвартсе, маггловским обычаям и правилам здесь нет места, Том должен научиться разделять новые миры, посреди которых он завис, привязанный прозрачными лесками.

Будь он спокойнее, этой драки не произошло бы, научись принимать себя и окружающих не в штыки, а с молчаливым равнодушием, покровительством, тогда тело осталось цело, а репутация по-ангельски чиста. Ему не стоит доказывать свое превосходство и независимость кулаками, ведь добиться все равно ничего не выйдет: старосты подоспели вовремя. Только костяшки противно ноют, и глаз заплыл. Гадко.

Он громко втягивает в себя воздух и нарочито медленно сжимает ладонь, морщась от боли. Чужие шаги слышатся где-то на периферии сознания, мальчик не реагирует на них, глядя, как багровая кровь пропитывает пластыри. Неприятно, некрасиво, это совсем не походит на далекое искусство. Он не примыкает к чему-то прекрасному, вызывавшие восхищение далекие образы картин и статуй, о которых дрожащим шепотом рассказывала молоденькая воспитательница, пока он был совсем маленьким, насмешливо поднимают брови и качают отрицательно головами, когда он с непониманием тянет к ним руки.