Красная шапочка кружилась в его руках на приемах, она звучала скрипкой под смычком профессионального музыканта. Волк выводил на ее струнах восхитительную мелодию, ни на что не похожую, и утягивал ее за собой на поляну, приманивая цветами. Пройди она хоть немного дальше, и ловушка сомкнулась бы на молочных ногах, разлитое под ее кожей солнце, струящееся теплыми лучами по полоскам вен, погасло бы тут же, но девица замерла, отвлекшись на мелькнувшую за деревьями тень. Веревка затянулась на чужой шее, Волк готовился сделать шаг в пустоту и оттолкнуть от себя табуретку, безжизненно повисая на люстре, скрипящей от веса его тела.
Потому что он — хищник, заслушивающийся смехом Красной шапочки. Она заводит за ухо выпавшую прядь, прячет переплавленное мастерами золото под накидкой и опускается перед ним в хитром реверансе, идя поперек всех законов их судеб. Красная шапочка методично вкалывает в шкурку Волдеморта наркотик своего смеха, соглашается с его решениями и нашептывает долгими вечерами сказки о кровавых хороводах и далеких лесах Сибири. Где-то в них потерялся Колдовстворец, Красная шапочка оставила поцелуй на его бледной щеке и позволила завлечь себя в любовную петлю.
Она стирает помаду с пухлых губ и наносит новый блеск, в каждом флакончике у нее вместо кремов — смертельный яд. Пара крупиц в завтрак Волку и смесь с его вином на ужин, она перепрыгивает через очередной труп слуги, попробовавшего ее угощение, и качает назидательно головой, строя из себя глупую фарфоровую куклу с выведенной на подкорке моралью. Волк ее не бережет, Волк зубами скрипит от ненависти, желая избавиться от ее влияния, но каждый вечер вновь зовет к себе, потому что так хорошо ему о смерти никто раньше не рассказывал. Красная шапочка с ней в родстве, она препарирует время и неуклюже роняет в длинных коридорах драгоценные камни со встроенными в них жучками, примеряет на себя разноцветные мантии, но вновь и вновь возвращается к излюбленному кровавому цвету.
Волдеморту кажется, что он расплывается грязными пятнами в ее глазах и теряется среди миллиарда звездных искорок на радужках, он смачивает пересохшее горло отравляющей смесью и ловит ртом последние вздохи. Простреленное сердце вот-вот остановится, а его шапочка умчится в заснеженный лес с трофеем в виде его головы.
Они друг друга убивают, уничтожают и планомерно вспарывают ножами разной длины. Она пишет сказки о его деяниях, он ради нее совершает уже третий по счету переворот. Потому что как только последний хрип сорвется с языка хищника, повесившегося на люстре, она завизжит под водой, не в силах вынырнуть, лишь цепляясь в смертельной агонии за белоснежные бортики ванной. Проклятие у них одно на двоих, Волк закалывает шпилькой выбившийся золотистый локон, а она расправляет капюшон.
В отражении зеркала с резным ободком, перед которым они замирают, стоят убийцы с холодными лицемерными масками аристократов. Волдеморт сбивает с шахматной доски фигурку уже десятой по счету бабушки, промахиваясь мимо желанной королевы. Красная шапочка готовится столкнуть его с лестницы на очередном важном приеме и написать завершающую сказку для своего сборника.
Жалко, он не в курсе, как заботится тьма о своих дочерях.
========== Ссору на мир. Том Риддл|Т/И ==========
Т/И замирает у входа, пальцы бережно касаются холодного камня, покрытого бледно-зеленым слизеринским свечением, и ноготь чертит неуклюже странный узор. От волнения и смущения, когда проходящий мимо, либо замерший где-то на обтянутом кожей диване, студент поднимает на нее глаза, щеки покрываются легким розоватым румянцем, почти незаметным в полумраке, спускающимся мягкими клубами с потолка.
Сердце ухает и ударяется о ребра, эхо переливается в горле. Вообще-то, посещение чужой гостиной не является нарушением, когда тебя пригласили, не рассказали пароль и привели за ручку с закрытыми глазами — момент тайны присутствовал в душах учащихся, хотя почти и не соблюдался. Только вот, о словах, загадках и ритмах заботились все. Странно, что подозрительный и вечно нахмуренный Орион шепнул Т/И на ухо пароль, игнорируя залегшие под глазами синяки и раскрасневшиеся яблоки — аристократия и ее многочисленные правила, засевшие в его венах, не позволяли даже приподнятой бровью показать свое недоумение, либо презрение.
Их даже было немного жаль — золотые птицы в запертых клетках с тягучей голубой кровью, чистота которой не вызывает вопроса. Сахарные кости, мраморная уверенность в себе и малюсенькая индивидуальность, щекочущаяся перышком непослушания. Т/И различает в переглядках друзей Тома и тихих шепотках детскую наивность и отражение молодости, бегущее по телам растущих волшебников и прикрываемое лоском дорогих тканей и цветами мантий.