Шансон как необходимый компонент истории Франции

В субботу 11 марта телеведущий Мишель Дрюке ожидает певца, который должен выступить в его программе Rendez-vous du dimanche[167]. Франсуа, как всегда, опаздывает. Репетиция начинается без него. Он все не появляется. Начинается шоу, во время которого Клокло должен был представить публике свой новый сингл Alexandrie Alexandra.

Вдруг передача прерывается срочной новостью, прозвучавшей как взрыв бомбы: «Клод Франсуа умер». Мишель Дрюке замирает перед камерами на полуслове, немая сцена.

Постепенно доходят подробности. Клокло хотел принять душ. Лампа на стене ванной уже давно висела криво. Он попытался ее поправить. Провод оборвался, и его ударило током. Подруга Франсуа пыталась оттащить его в сторону, но он не сразу отпустил лампу. Лампа сорвалась со стены. Он потерял сознание. Приехала «скорая». В результате принятых мер сердце и дыхание восстановились. Все решили, что он снова выкрутился. Но тут с ним случился инфаркт. Изо рта пошла кровь. И он умер.

В последнем интервью Клод Франсуа сказал: «Я предпочел бы жить вечно, даже болеть, я не хочу скорой, счастливой смерти».

Назавтра после его смерти во Франции проходили выборы в парламент. Это вдохновило газету Libération на дурацкую шутку: «Claude François a volté»[168]. Они добавляют к этому еще кое-что похуже: «Любимец девчонок-тинейджеров прикончил себя электричеством в собственной ванной».

Смерть Франсуа напомнила многим о внезапной смерти Элвиса Пресли, случившейся несколькими месяцами раньше. 15 марта скорбящая толпа собирается у церкви в Отёй. Появляется гроб, но его встречают не аплодисментами, как это принято на похоронах актеров, – но криками ужаса. А новый сингл Alexandrie Alexandra поступает в магазины в тот же самый день. J’ai plus d’appétit qu’un barracuda, – рыдают поклонники. Морская щука, утонувшая в парижской ванне.

Для французской песни наступили мрачные времена. В 1975 году мир потрясло самоубийство Майка Бранта: юный певец, не выдержав успеха, спрыгнул с шестого этажа многоквартирного дома в Париже.

Но и это еще не конец. 20 августа от сердечного приступа умирает Джо Дассен.

«Никто не видал здесь моего легкого?»

В 1968 году в Нью-Йорке прошла премьера мьюзикла Jacques Brel is alive and well and living in Paris[169]. Пьесу, представляющую собой компиляцию переведенных на английский песен Бреля, играют по всему свету, в 1975 году по ней снимают фильм. Но под другим названием. Брель уже не живет в Париже, но на Маркизских островах, на краю света, так сказать. И, кроме того, он тяжело болен. Рак легких. Часть левого легкого ему удалили. Однако, несмотря ни на что, Брель бороздит на своей яхте воды Атлантического и Тихого океанов.

А в 1977 году объявляется в Париже, чтобы записать свой последний альбом. Скрываясь, он живет по тайному адресу, а репетирует дома у Жюльетт Греко, с ее мужем и постоянным пианистом Жераром Жёнесом. Греко напугана. Брель бледен, лицо отекло. Во время записи не может спеть больше двух песен подряд. Полтора легкого дают себя знать. Смерть выглядывает из-за его плеча, но Брель пока жив, он дурачится и насмехается над Смертью:

Mourir de faire le pitre
Pour dérider le désert
Mourir face au cancer
Par arrêt de l’arbitre

Помирать паясничая,
Чтоб насмешить пустоту,
Начать бой по сигналу рефери,
Не опуская глаз перед раком.

Шансон «Стареть» (Vieillir) ясно показывает, как Брель относится к смерти: «Умереть – какая ерунда / Смерть – прекрасна, как песня / Но стареть… ох, стареть – это ужасно!»

В отличие от Клода Франсуа, он не мечтает о вечной жизни. А ему нелегко. Приступы кашля, постоянная одышка от нехватки кислорода. Техники тратят уйму времени, очищая звук от тяжелого дыхания смертельно уставшего шансонье. Но Брель не теряет чувства юмора. Когда запись Vieillir закончилась, он заглянул под пианино и спросил: «Никто не видал здесь моего легкого?»

В творчестве Бреля трижды дается слово человеку, представляющему свою смерть. От «Умирающего» (Le moribond, 1961) – через «Последний ужин» (Le dernier repas, 1964) – до менее известного «Похоронного танго» (Tango funèbre, 1964). Герой последней песни пытается представить себе, как его оставшиеся в живых родственники, пролив нескольких капель слез, начнут рыться в его доме. Как его жена бросится в объятья другого. Он пока жив, но легко представляет себе, как его останки навеки заключают в гроб.