Читаем Шансон как необходимый компонент истории Франции полностью

Chaussettes: Bonjour monsieu-eur Chevalier / Quelle Joie-a-a-a / De vous trou-ouver là

Maurice: Salut les gars d’Ménilmontant: / Tout l’monde en piste / On va faire ça comme des artistes

Chaussettes: Mais savez-vous danser le twist:

Maurice: Non mais p’tit gars tu sais à qui tu parles en c’moment: / Avec mon canotier / Sur le côté, sur le côté / J’ai fait danser le twist

Chaussettes: Le twist?

Maurice: Au monde entier

Chaussettes: Avec son canotier sur le côté, sur le côté

Носки: Здрасссьте, мсье Шевалье. / Мы страшно рады, / Что сегодня вы здесь, с нами.

Морис: Привет, ребята из Ménilmontant. / Все здесь, все танцуют, / Крутые ребята.

Носки: А вы смогли бы сплясать с нами твист?

Морис: Да вы чего? Не знаете, кто я такой? / Поглядите на канотье, / которое я ношу (2 р.), / это уже полный твист.

Носки: Твист?

Морис: Вокруг него вертится мир.

Носки: Поглядите на канотье, / которое он носит (2 р.).

Четырьмя годами позже (ему как раз исполнилось семьдесят восемь) неутомимый Шевалье атаковал песню Битлов «Желтая субмарина» (Yellow submarine) за «дальтонизм». Во французском варианте – «Зеленая субмарина» (Le sous-marin vert), Момо попробовал смешать легкий французский коктейль, но все у него пошло наперекосяк. «Глянь-ка, зеленая, / А теперь – голубая», – восторженно восклицал он. Да… даже фирменные пом-пом-пом не смогли его выручить. Журчащая вода унесла с собой привычную гротескную интонацию.

Однако он не расстроился и через два года предпринял прощальное турне через восемнадцать стран (пятьдесят семь городов!). И, прежде, чем умереть, успел записать по-французски и по-английски песни к фильму «Аристократы» (The Aristocats / Les Aristochats). Стареть, ничего не делая, – такая жизнь не по нему, и в 1971 году он попытался покончить с собой. Попытка не удалась, но всего через несколько недель его сердце остановилось само.

Отец Шевалье родился в Райзеле, мама – во Фландрии. А он смог завоевать сперва Париж, а после – и весь мир. Сегодня, быть может, он отодвинулся в дальний угол коллективной памяти, но после Первой мировой они с Мистенгетт пробудили Францию к новой жизни, а в тридцатые он смог стать самым известным в мире французским актером. Хотя сейчас, пожалуй, место Шевалье в сердце французов заняла блестящая, но несчастная парижанка, воробушек с соловьиным голосом.

Новую войну тоже встречаем песней

О том, как Эдит Пиаф дебютировала «Марсельезой» и как открытие микрофона дало певцам новые возможности, а также о том, как Шарль Трене разрушил легкость песенной лирики и Франция вступила в войну под звуки аккордеона. С важнейшими ролями для Жака Бреля, Люсьен Бойер, Мориса Шевалье, Жака Дютрона, Фреэль, Сержа Генсбура, Франсуазы Арди, Жоржа Мустаки, Жана Саблона, Тино Росси и Рэя Вентуры. А также при участии таких выдающихся персонажей, как Гвидо Бельканто, Жак Кокто и Джефф Бакли.

Улица Шапель, середина тридцатых годов девятнадцатого века. Жорж Санд со своим любовником Фредериком Шопеном сворачивают на зеленую тропинку, которая ведет к вилле голландского художника Ари Схеффера. Позади слышны голоса. Их догоняют, напевая, Ференц Лист и Джакомо Россини. Венгр и итальянец исполняют пародию на «Марсельезу». На словах «когда наши поля напитаются кровью» вступает поляк – Шопен. Все хохочут. А в 1872 году Лист создаст фантазию для фортепьяно на основе «Марсельезы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее