Шансон как необходимый компонент истории Франции

В конце «Радости и удовольствия» Трене внезапно увеличивал темп, напяливал шляпу и вылупливал глаза – словно изумленный чем-то. Публика приходила в бешеный восторг, его в шутку звали «Le fou chantant»[63].

В тот вечер он впервые исполнил публично «Я пою» (Je chante), песню, ставшую его любимой.

Je chante!
Je chante soir et matin,
Je chante sur mon chemin
Je chante, je vais de ferme en château
Je chante pour du pain je chante pour de l’eau

Я пою!
Я пою все время,
Я пою везде, я свободен.
Я пою, во дворце или в хижине,
Я пою за хлеб и воду, каждую минуту, пока жив.

«Я пою» начинается, как рокот водопада. В невероятном темпе Терне сообщает публике, что он – поет. Никого не удивило, что шансонье-бродяга из «Я пою» доволен тем, как песня помогает ему выживать: «Ты помогаешь мне справиться с жизнью. / Нет, ограждаешь меня от нее, / Ведь душу я отдал тебе».

Так Трене стал духом песни, он исколесил всю Францию, всегда веселый, с удовольствием дарящий свой голос слушателям.

Его популярность достигла такого градуса, что в «Астериксе и римских легионерах» (1967) римские солдаты, явно пародируя Трене, поют: «Я пою, пою, пою – и все по-латински, / Потому что я солдат легионов римских». А деревенских соседей Астерикса раздражает пение местного барда Какофоникса, а его песни – пародийно переиначенный Трене, и среди них – любимая песня Обеликса «Menhirmontant» (пародия на «Ménilmontant»).

АВС-концерт 1938 года завершился песней «Бум» (Boum), до сих пор одной из самых известных его песен.

«Когда наше сердце стукнуло – бум, / Все вместе с нами слышат – бум».

В этой песне «бумкает» почти все – от консервных банок до самого Бога на облачном троне. Солирующее фортепиано и радостные сшибки одного «б» с другим (ббббум) приводили зал в экстаз.

«Бешеный шансонье» продолжал свое победное шествие по Франции аж до 80-х годов. Я завидую своим французским друзьям, которым посчастливилось побывать на его последних концертах. Они рассказывали о выходившем на сцену старике, почти мгновенно преображавшемся и покорявшем публику искрометной смесью энергии и безукоризненного исполнения. До самой смерти в 2001 году он излучал оптимизм и счастье, оставаясь душой Народного Фронта.

Легкость Трене покоилась на тяготах его внутренней жизни. Он знал, что жизнь, собственно, может быть тяжелой и, если внимательно присмотреться, довольно-таки бессмысленной, и ему хотелось дать людям силу справляться с житейскими невзгодами и любовь. Трене превращал окружающий мир в jardin extraordinaire – удивительный сад, где ветер насвистывает песенки, люди парят в воздухе, смерть поет, а птички весело чирикают.

«Удивительный сад расцветает в сердце моей песни» – прямо так и сказано в шансоне «Удивительный сад» (Le jardin extraordinaire, 1957).

Он поет и смеется, вздыхает и плачет в своих шансонах, но не насмехается над теми, кто плачет над его песнями или подпевает ему. Сама смерть, несмотря ни на что, нестрашна. Старуха с косой и ее страна – только паутина, которую уносит ветер.

Жан Кокто тоже присутствовал на его концерте в АВС в 1938 году. Он, как и Морис Шевалье, понятия не имел, что выйдет из Трене, но попытался описать свои впечатления:

«Жизнь была трудной, всякая мелочь требовала жутких усилий. Ничего не происходило, все только болтали. Но песенки Шарля Трене поднимали дух. Он создал целый мир (…) где один предмет превращается в другой, где влюбленные вылетают из окна в небо, где веселые висельники обращаются в веселых призраков, а почтальон доставляет письма быстрее, чем доходит телеграмма. Он поет. Он поет в постели. Он поет в туалете. Он поет в авто. Он поет по телефону. Он поет в театре. Его песни несутся на крыльях радиоволн. Едва он замолкает – вступают другие, и поют то, что он пел накануне. Это не кончается: поют рабочие, поправляющие мостовые, велосипедисты, проносящиеся у нас под окнами, да и сам Трене продолжает петь».

Большинство шансонье смотрели на него, застыв в обалдении. Лео Ферре выразил это прекрасно:

«У других не осталось времени даже одеться. Они остались стоять голышом на улице, а Трене, в полном одиночестве, уходил вперед».

И Жак Брель согласился с ним: «Если бы не Трене, мы все пошли бы в бухгалтеры».

«Мы даем вам десять минут, капрал Эме!»

Сказочные обещания Народного Фронта оказались опасной иллюзией. Экономика так и не вышла из коллапса. Блюм не смог преодолеть застой и через год ушел в отставку. Песенки Трене проливали бальзам на раны, но и французское кино, надо отдать ему должное, тоже внесло свою лепту. В кино крутили, кроме американских, множество французских фильмов, а самыми успешными стали Жан Ренар и Марсель Карне.