Шансон как необходимый компонент истории Франции

Или как Серж Реджани мастерски лишил смысла германский блицкриг, а шансон вырос до уровня средства сопротивления, а также о том, как Морис Шевалье пел, пытаясь спасти свою шкуру после освобождения, и как Эдит Пиаф, Шарль Трене и Ив Монтан в угаре послевоенной эйфории превратились в символы трех самых известных французских шансонов всех времен. С важнейшими ролями для Жоржа Брассенса, Пьера Дака, Фернанделя, Жана Ферра, Сержа Генсбура, Жан-Жака Гольдмана и Жермен Саблон. А также с ярчайшими фигурами Карлы Бруни, Марлен Дитрих и Лайзы Минелли.

У Оперы автомобиль сворачивает на бульвар Капуцинов. Café de la Paix выглядит покинутым. За ним – церковь Святой Магдалены. Потом – несколько кругов по площади Согласия. Обелиск, который Жак Дютрон считал символом утренней эрекции, приковывает их внимание.

– Что-то с ним не то, – говорит мужчина, не уверенный в своей потенции, одновременно бросая жадный взгляд на Триумфальную арку. – Смотри как следует, – обращается он к сидящему рядом архитектору.

На календаре – 23 июня 1940 года, 6:15 утра. «Deux loups sont entrés dans Paris» – «Два волка дорвались до Парижа» – споет Серж Реджани в 1967 году.

Автомобиль минует Наполеонову Триумфальную арку и сворачивает к набережной Сены. С площади Шайо открывается один из знаменитейших видов в мире. Два волка гордо позируют на его фоне. Альберт Шпеер глядит в сторону, Гитлер смотрит прямо в объектив. Фоном – Эйфелева башня. Город окутан утренним туманом, и башня выглядит словно картинка на стенке фотоателье. Может, это фото вообще сделано в студии?

Нет. Вскоре после начала боевых действий французская армия была захвачена врасплох немецкими войсками. И Гитлер специально приехал в покинутый жителями Париж, чтобы осмотреть его самые знаменитые монументы. Альберт Шпеер сопровождал фюрера, чтобы увидеть, что ему понравится больше всего.

Гитлер вел себя как гид-энтузиаст, восхваляющий точность вертикали и легкости Эйфелевого железного сооружения. Париж для него – модель для перестройки будущей имперской столицы, Берлина. Модель недостаточно величавая, надо понимать.

«Когда мы закончим перестройку Берлина, Париж покажется его бледным подобием, так что не имеет смысла его уничтожать», – сказал он Шпееру.

В песне «Два волка дорвались до Парижа» Серж Реджани рассказывает, как немцы входили в Париж. Сперва волки были далеко от Парижа, в Германии. «Но, едва почуяв запах добычи, они помчались вперед, пробегая по 50 миль за ночь». Ужас на улицах, убитые на полях сражений. Гитара начинает звучать нервно, вступает контрабас, за ним – духовые, грохочут сапоги наступающей армии.

В концертной записи звук еще четче: барабанная дробь и нервное, дребезжащее фортепиано. Два волка взяли город, за ними последовала орда голодных хищников. Тысячи волков оккупировали Париж, подчеркивает Реджани, звери «воют по-волчьи».

Линия Мажино должна была защитить Францию. Но Гитлер пошел на хитрость: он напал со стороны Бельгийских Арденн, между Седаном и Динаном[64].

Дело в том, что командование французской армии считало Арденны неприступными для немецких бронетранспортеров. Quod non! Через пять дней тень поражения нависла над французской армией. Надо ли было Гитлеру хранить в тайне место, где он собрался атаковать? Не в этом ли месте в 1870 году был атакован прусской армией Наполеон III?

Скорее всего, это было сделано специально, Гитлер доверял символам. Французы подписали капитуляцию 22 июня 1940 года – в доставленном из компьенского музея по распоряжению фюрера, специально для этого случая, штабном вагоне, в котором 11 ноября 1918 года было заключено перемирие. Реванш – отец всех войн. Назавтра Гитлер прибыл с уже описанным коротким визитом в Париж. Оккупация началась.

«Сладостная Франция, страна моего детства»

Правительство Франции решило разместиться в Виши. Прекрасный выбор: отели курортного городка опустели все разом после того, как началась война.

Демаркационная линия разрубила страну надвое: север оккупировала немецкая армия, юг считался «свободной зоной». Маршал Филипп Петэн принял управление южной зоной и объявил себя главой вишистского режима. Никому не могло прийти в голову, что герой Вердена, суровый ветеран Первой мировой, известный своими антигерманскими настроениями, может с такой легкостью заключить договор с врагом.