Читаем Шансон как необходимый компонент истории Франции полностью

Парижане приходили в кино, чтобы взглянуть, каким красивым кажется их город на экране. И все чаще убеждались, что, похоже, картинки счастливого Парижа, которые им показывают, остались в прошлом.

И печальную песню «Куда же он делся?» (Où est-il donc?, 1937) Фреэль спела не о покинувшем ее любовнике, а о Париже. Прозвучала песня в фильме «Пепе из Прованса» (Pépé le Moko) и была обращена к Жану Габену. Габен играл сбежавшего в Алжир гангстера, тоскующего по Парижу.

«Где моя мельница на площади Бланш? / Моя табачная лавка и любимое кафе? / Каждый мой день был воскресным! / (…) И мы плясали с девчонками…»

Песня посвящалась, вне всякого сомнения, страхам парижан, страдавших от кризиса и недоверчиво наблюдавших за военными приготовлениями Германии.

Не то чтобы французам хотелось повоевать, но угроза с каждым днем становилась все более и более реальной. Антивоенный фильм Ренара «Большие надежды» (La grande illusion, 1937) собирал полные залы. Когда в фильме солдаты пели «Марсельезу», зрители в любом французском городе вскакивали с мест и начинали подпевать. Кое-кто вскидывал руку в нацистском приветствии, и не потому, что они поддерживали нацизм, просто все, даже настоящие патриоты, постепенно теряли надежду на то, что политики смогут вытащить Францию из болота.

В сентябре 1938 года Франция подписала Мюнхенское соглашение, то есть вместе с Англией согласилась на гитлеровскую аннексию Чехии, в надежде, что это удовлетворит аппетиты агрессивного соседа. Недальновидность их поведения стала ясна через год, когда фюрер ворвался в Польшу, и отступать стало некуда.

Третьего сентября 1939 года Англии и Франции пришлось объявить войну Германии. Это случилось. Собственно, Франция готовилась к агрессии и заранее построила на границе с Германией суперсовременные и совершенно непреодолимые укрепления: Линию Мажино, так что имела все возможности сопротивляться. Но Германия не торопилась нападать. Странное затишье на границах продолжалось несколько месяцев.

«Une drôle de guerre» – странной войной – окрестили ее французы; «a phoney war» – войной-фальшивкой – назвали ее англичане.

Рэй Вентура со своим хором записал в ноябре 1939 года хит, сардонически названный «Мы развесим свои подштанники на укреплениях Зигфрида» (On ira pendre notre linge sur la ligne Siegfried). Между тем нам-то абсолютно ясна ирония Вентуры. Как ни оптимистически звучала его песня, взятие Линии Зигфрида, расположившейся как раз против Линии Мажино, вряд ли стало бы легкой прогулкой.

В феврале 1940 года Эдит Пиаф позвонил некий Мишель Эме и заявил, что написал для нее песню. Она попыталась отвязаться от незнакомца, но тот оказался настойчив. Ладно, согласилась она, я взгляну на вашу песню.

Скоро в дверь позвонил Эме, одетый в военную форму. Он получил повестку и вечером должен был уезжать на фронт.

«Даю вам десять минут, капрал Эме!» – заявила Эдит.

Но капрал опоздал на свой поезд. Всю ночь они работали над «Аккордеонистом» (L’accordéoniste). А через два дня показали песню публике; успех был колоссальный.

Пиаф вызвала Эме на сцену и представила автора песни как «солдата, отправляющегося на войну».

Аплодисменты стихли, и аккордеонист заиграл вступление во второй раз.


Несмотря на опасность, парижане удовлетворяли жажду мести самыми экзотическими способами. В районе площади Бастилии аккордеонисты располагались и в кафе, и просто на перекрестках. Аккордеон – «пианино для бедняков» (выражение Лео Ферре) в большинстве рабочих районов столицы.

Со своим «Аккордеонистом» Пиаф искусно сыграла страсть к аккордеону. Ее песня – рассказ о девице легкого поведения, влюбившейся в аккордеониста. Музыку она не слушает; она как завороженная следит за его пальцами, нервно мечущимися по клавишам инструмента. Но враг наступает, музыкант должен уходить на войну. Проститутка с надеждой ждет конца войны, но музыкант не возвращается назад. Музыка замедляется, печаль охватывает всех.

В конце проститутка находит утешение в бешеном танце под все ускоряющуюся музыку аккордеона.

Десятого мая 1940 года все аккордеоны Франции смолкли. Германский блицкриг начался.

Война и мир III

Перейти на страницу:

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее