Шансон как необходимый компонент истории Франции

Но, прежде чем занять прочное положение в спокойной буржуазной жизни, молодежь желала утолить жажду свободы, а свободу предлагал ей Сартр. Нельзя не усомниться, насколько были уверены в своей правоте те, кого он подвигнул к восстанию. Для большинства молодых экзистенциализм означал, во-первых, возможность сделать свою юность яркой и неповторимой.

Фигурально выражаясь, разумеется: ведь у них принято было наряжаться в черные свитера «унисекс» и штаны того же цвета. Вооруженные теорией Сартра, юнцы чувствовали себя вполне свободными от прежних ценностей, свободно затевали дискуссии и свободно искали счастья в своем абсурдном мире.

Революция в философии шла рука об руку с революцией в музыке. После многолетнего запрета на американскую музыку из парижских динамиков зазвучал наконец джаз. Борис Виан, человек-оркестр, шагнул вперед, поднес к губам трубу и – порвал в клочья всех своих критиков.

Сартр понимал, что французской песне требуется муза. Тут-то он заприметил Жюльетт Греко. Собственно, она никогда раньше не пела, но не беда: запоет, коли нужно. И что же! «В горле Греко ждут своей очереди миллионы еще не написанных стихов, многие из которых больше никому не спеть, – сказал Сартр. – Бывает, мы пишем пьесы для определенного актера, почему бы кому-то не написать песню для этого голоса?»

Так в Сен-Жермен-де-Пре нашли своего ангела-хранителя.

«Я весь к вашим услугам»

Но для первого выхода в свет надо было найти подходящую песенку. Она очень хотела спеть «Опавшие листья», но нужна была, по крайней мере, еще одна песня. Сартр сам написал для нее стихотворение – «Улица белых манто» (La rue des blancs manteaux) и выдал ей несколько сборников стихов – Раймона Кено, Робера Десноса и Жюля Лафорга. Она просмотрела их и отобрала то, что ей понравилось.

Едва Греко разобралась с текстами, как Сартр послал ее к жившему неподалеку Жозефу Косма. Прелестница двадцати одного года от роду слегка волновалась, когда звонила в дверь на Университетской улице. К ее изумлению, Косма согласился положить на музыку целых четыре стихотворения.

У юной певицы оставалось всего несколько дней для подготовки к первому выходу на сцену. Поразительно, но премьера случилась не в Сен-Жермене, а на правом берегу Сены, неподалеку от Елисейских полей; присутствовали дамы в умопомрачительных шляпках и норковых шубках. Так что Греко поразила их в самое сердце. Публика несколько обалдела от ее черного платья и золотых туфелек. Но стоило ей открыть рот, как толпа шикарных дам и господ из восьмого арондисмана лишилась дара речи.

Ее свежесть, великолепная дикция и особая окраска звука вдохнули в стихи новую жизнь. «Муравей» (La fourmi) – теплое, восхитительное стихотворение Робера Десноса. «Муравей, говорящий по-французски, по-латыни и по-явански, такого не бывает, не бывает». Она обрела тысячи подражателей, пропев по-своему ça n’existe ça n’existe pas[91] («pas» она произносила как «poh»).

Но вслушайтесь сперва в ее «Если ты думаешь» (Si tu t’imagines), и назавтра вы вдруг обнаружите, что спрашиваете в книжном магазине сборник стихов Кено. Мелодия и слова соединены настолько мастерски, что запоминаются немедленно:

si tu t’imagines
xa va xa va xa
va durer toujours
la saison des za
la saison des za
saison des amours

Если, девчонка,
думаешь ты,
что так, что так,
что так будет вечно,
светло и беспечно
когда бесконечно,
улыбки вокруг и весна и цветы.[92]

Благодаря Греко мир узнал вариант «Любимая, смотри, какие розы» (Mignonne, allons voir si la rose), классическое стихотворение из серии «Радуйся прямо сейчас» Пьера де Ронсара, положенное на музыку еще в XVI веке.

Ронсар заставляет вспомнить изысканные позы на картинах, рождавшие в его голове описания быстрых движений, Кено избирает реальные описания. «Забудь свое уродство, – говорит Кено, – считай, что у тебя осиная талия, роскошная мускулатура, сверкающие ногти, бедра, как у нимфы, а ноги твои так легки, что, кажется, не касаются пола».

Божественная Греко поет: «срывай розы жизни, срывай розы счастья, покуда тебе улыбается май», а вслед за тем, понижая голос до максимально возможного, двадцатидвухлетняя певица показывает, каким будет конец героини песни: «Там ждут, там ждут тебя ждут морщины, тройной подбородок, угрюмые мины…»

Впрочем, благодаря записи, сделанной в 1949 году, певица навсегда осталась для нас юной и прекрасной.

Жюльетт Греко нашла свое призвание и знала об этом, не зря она повторяла, переиначивая цитату из Библии:

«Я – служанка Господ, мое служение по слову вашему. Мои Господа – поэты и музыканты. Я – только интерпретатор».