Шансон как необходимый компонент истории Франции

Выстраивались очереди из желающих предложить ей песню. Азнавур подарил ей «Я ненавижу воскресенья» (Je hais les dimanches, 1950), Генсбур был счастлив, что она записала его «Яванский танец» (Javanaise, 1963); исполнив «Прелестного малыша» (Jolie môme, 1961) Лео Ферре, она сделала ему отличную рекламу в самом начале карьеры. Ее интерпретации «Песни пожилых любовников» (La chanson des vieux amants, 1967) Бреля и «Песни для овернца» (La chanson pour l’Auvergnat, 1954) Брассенса, несомненно, выдержали проверку временем.

Вышло так, что в программе Греко оказались песни величайших шансонье Франции, имевших в 50-е годы трудности с тем, чтобы быть услышанными, – сегодня их знает весь мир.

После чего, по примеру Шарля Трене, она стала «автором-композитором-интерпретатором» – писала тексты, сочиняла мелодии к ним и сама выходила с готовой песней к зрителям.

«Провальная песня»

Сцена пуста. И вдруг появляется гигант. Публика с интересом рассматривает колоссальную копну его волос, по-викинговски схваченную шнуром. Гитару гигант держит на плече, как дубину. Не осмеливаясь взглянуть на публику, ставит левую ногу на стул и начинает играть. Никто не слушает.

Пот каплет на пол. Вы видите, что его колотит от нервного напряжения. Публика сидит, словно ничего не замечая. Люди входят, выходят, гуляют по залу. Время за полночь, но Жорж Брассенс совершенно счастлив, что после многих месяцев бесплодных поисков получил эту неблагодарную работу в «Проворном Кролике».

Во время войны Брассенс был вывезен в числе ста семидесяти тысяч французских юношей и девушек в Германию для Service du Travail Obligatoire – принудительных работ в рамках плана оживления германской военной индустрии. Там он обрел несколько прекрасных друзей и отвращение к милитаризму. Еще в Германии он написал множество стихов и песен, которые, после переработки, вошли в золотой фонд классики.

Война кончилась, и он поселился в Париже у Жанны ле Боннис и Марселя Планш. Даже позднее, когда он сделался знаменитым и стал хорошо зарабатывать, он продолжал жить по этому адресу, пока это было возможно, хотя кроме водопровода и электричества никаких удобств там не было.

«Труба знаменитости не слишком подходит к моим губам», – заявил он в 1962 году. Окружив себя друзьями, домашними животными и обложившись книгами, юный Брассенс прекрасно себя чувствовал.

«Не добейся я успеха, – говорил сам Брассенс, – мне нетрудно было бы скатиться к противозаконной деятельности. Или закончить свою жизнь клошаром, под каким-нибудь парижским мостом».

Проработав всего три месяца на заводах Рено, он никогда больше нигде не работал. При поддержке друзей он осмелился наконец вынести свои песенки на суд публики. Но найти для Брассенса подходящее место оказалось непросто. Кабаре, одно за другим, отказывались от его услуг. Только в «Проворном Кролике» ему позволили выходить с несколькими песнями, и то лишь после полуночи, к совершенно недисциплинированной публике.

Сидеть, молчать и слушать – вот три необходимых условия, для того, чтобы по достоинству оценить работы Брассенса. Ситуация не выглядела многообещающей, пока 24 января 1952 года друзья не привели его в кабаре певицы Паташу.

Сама Паташу, завершив свою программу, сидела с друзьями в зале, когда Брассенс начал свое выступление. Он начал с «Дурной славы» (La mauvaise réputation). Но после первого куплета и рефрена Паташу жестом попросила его остановиться. «Ну, все, попали», – подумали друзья Брассенса и приготовились к тому, чтобы смыться без больших потерь. Сам он замер, не в силах вымолвить ни слова. Паташу откашлялась.

«Я попросила вас остановиться, потому что вы совершенно парализованы страхом перед публикой, а мне хочется поддержать вас. Это прекрасный шансон. Если вы закончите не хуже, чем начали, я завтра же включу эту песню в свою программу. Итак, начинайте снова и ничего не бойтесь. Через полчаса вы станете более знаменитым, чем я».

Чуть-чуть сочувствия и несколько сердечных слов могут многое изменить. Тем не менее через три дня ей пришлось самым натуральным образом вытолкнуть до смерти перепуганного Брассенса на сцену. Чтобы успокоить дрожавшего как осиновый лист шансонье, она вышла к публике вместе с ним.

И случилось чудо – публика прислушалась к Брассенсу. И ей, публике, пришлось признать, что этот юный викинг не просто чудаковатый тип, но еще и исключительный талант.

Сбежались журналисты, в прессе появились статьи, и 19 марта благодаря Жаку Канетти Брассенс записал свой первый диск, который весьма положительно повлиял и на карьеру Бреля. «Дурную славу» Франция услышала по радио:

Mais les braves gensn’aiment pas que / L’on suive une autre route qu’eux, —

«Но честные люди не любят, / Когда кто-то идет не тем путем, что они».