В «Мустафе» как бы отразилась история великого переселения народов, языков и культур, протягивающих друг другу руку для совместной жизни. Песня имела оглушительный успех, автор получил премию, и на ее вручение весь светский Париж явился в восточных одеждах: Жюльетт Греко нарядилась в чадру, Анри Сальвадор – турецким пиратом, Эдди Барклай – пашой в тюрбане. Зато египтянка Далида продемонстрировала истинно парижский шик. Она изображала вдову последнего персидского шаха: «Я – Фарах Диба, я только что от Диора», – бормотала она, скромно опуская глаза.
Пока длилась экзотическая ночь в Париже, на другом берегу Средиземного моря французские солдаты вели перестрелку с алжирскими повстанцами. Земля горела под ногами французов, и они бежали из бывшей колонии. Среди них Гастон Гренассиа, который обязан был своим артистическим псевдонимом глупой секретарше студии звукозаписи, не расслышавшей его имя – Нассиа, и записавшей его как Масиас. В «Прощай моя страна» (
Но, несмотря на успех Аззама и Масиас, французы не очень-то прислушиваются к музыке, звучащей на противоположном берегу Средиземного моря. Лишь через несколько десятилетий появится алжирец Шеб Халед со своей «Диди» (
Благодаря Бобу Аззаму, Энрико Масиасу и Шебу Халеду продолжилась история перекрестного оплодотворения французского шансона, начавшаяся еще в пятидесятые годы. Брель явился из Бельгии, Далида – из Египта. А на пороге шестидесятых к этому списку эмигрантов добавились еще два весьма значительных имени.
«Нет, я ничего не забыл»
С самого начала пятидесятых маленький, некрасивый человечек пытался завоевать публику. Он пел хриплым голосом, не имел успеха, его высмеивали и забрасывали гнилыми помидорами. Шарль Азнавур молча уходил со сцены. Но не сдавался.
Шахнур Вахинак Азнавурян – сын армянских эмигрантов. С 1946 года он – правая рука Эдит Пиаф, мастер на все руки: секретарь, шофер, звукооператор, осветитель и главный клакер. Одновременно – как Монтан или Мустаки – он обучался профессиональным приемам. Но в отличие от них ни разу не оказался в ее постели, хотя – говорят – был бы не против.
Пожалуй, Пиаф сказала бы: «Шарль? Мой любовник? Мне бы такое в голову не пришло. Это было бы похоже на инцест». А сам Азнавур мечтал только о будущей славе. Никто не сомневался в его таланте сочинителя песен, но – самому стать шансонье? Имя Азнавура на афише? Конечно, Жюльетт Греко, Эдит Пиаф, Морис Шевалье и Жильбер Беко поют его песни. Но сам он никогда не добьется успеха. Однако – чрезмерные амбиции толкали его на безумства.
Забавно, что первый успех пришел к нему с песней вполне себе автобиографической. В «Я уже видел себя» (
Двенадцатого декабря 1960 года он вышел с этим шансоном на сцену Аламбры, только и всего.
В шестидесятых его хиты следуют один за другим и сразу становятся классикой. Словно с глаз зрителей упала пелена. Никого больше не раздражает ни маленький рост, ни некрасивое лицо.
Жестокий шансон «Ты опустилась, дорогая» (
«Богема» (
Вершиной творчества Азнавура я считаю «Нет, я ничего не забыл» (
Герой песни встречает свою давнюю любовь и угощает ее бокалом вина. Для Азнавура это повод поговорить на главную тему: любовь прошла, но забыть ее невозможно. Время движется вперед, но оно связано с прошлым. «Я думал, все давно умерло, ведь прошло столько времени», – поет Азнавур, трубадур чувств и воспоминаний, которые никуда не исчезли. «Воспоминания кружат мне голову, прошлое возвращается вновь».