Шансы есть…

А еще сильнее ухудшало положение то, что мир, к которому он возвращался, бурей, конечно, не трепало. Памятуя об ударах, какие выдержал сам, он чуть ли не ожидал вывернутых с корнем деревьев, сдутых с домов крыш и гофрированного железа на улицах, но вещный мир, само собой, оставался нетронут. В этом единственном отношении, однако, сегодняшняя ночь казалась иной. Вернувшись на террасу, Тедди не мог не почувствовать, что его личная буря как-то вырвалась из-под колпака и нанесла урон не только ему самому, но и его друзьям.

Линкольн стоял, облокотившись о перила, и глядел вдаль, быть может – на темные очертания дома Троера, но вероятнее всего, еще дальше – туда, где на волнах поблескивал лунный свет. В одеяле, накинутом на плечи, он напомнил Тедди несчастных сирийских беженцев, которых уже не первый месяц прибивало к греческим островам. Раньше, глядя над тем же простором склона, Тедди признался в своем страхе, что Джейси закопана где-то под этим дерном, – а заодно и в своей сопричастности, если это окажется правдой: что бы ни приключилось с нею, этого бы не было, не пригласи он ее на остров. А вот теперь они узнали, что правда – противоположна. Приглашение спасло ей жизнь – по крайней мере, в том смысле, что отсрочило смерть. Джейси не проглотила горсть снотворного в Гринвиче, а прожила на несколько лет дольше, и почти все годы – той девушкой, какую видели они на снимке, что им показал Мики: прикованной к инвалидному креслу, истощенной, не способной управлять своими узловатыми, мечущимися конечностями. Благодаря друзьям она сумела исполнить собственное предначертание генетического несчастья. Об этом Линкольн думал сейчас, вглядываясь во тьму: осторожнее с тем, чего желаешь?

И Мики будто выпотрошило. Откинувшись на спинку кресла, он смотрел прямо в ночное небо. Тедди он казался опустевшим – не человек, а скорлупа; всего несколько коротких часов назад играл в “Рокерах”, а сейчас словно музыка для него перестала звучать навсегда. Но он был полон решимости дорассказать, и когда Тедди сел, опять закутавашись в одеяло, Мики произнес:

– Финишная прямая. Выдержишь?

Тедди заверил его, что да.

– Линкольн?

– Иду. – Линкольн разогнулся – ну или постарался выпрямиться.

Когда все опять устроились, Тедди задал вопрос, не дававший ему покоя с самого начала:

– А сколько времени прошло, пока у нее не начали проявляться симптомы?

Мики взъерошил себе волосы.

– Недолго. Месяц-два? Мы идем, а ее вдруг качнет, точно земля уходит из-под ног, и еще – когда она уставала, походка у нее становилась запинчивой. А в другие разы потянется за чем-нибудь на столе – за солонкой там или стаканом сока, – и они летят на пол. Беда была в том, что мы не только траву курили, мы еще и выпивали крепко, поэтому ее не одну мотало так, что все сшибало. И все равно я понимал: что-то не так. Однажды втайне от нее сбежал в библиотеку и провел небольшое изыскание. Даже в те годы врачи были уверены, что атаксия – заболевание генетическое. Хоть порой и пропускает поколение – помню, я уцепился за эту надежду.

– Ты считаешь, она знала, что с нею что-то не так, когда мы еще были на острове? – спросил Тедди, вспомнив, как она произнесла у Гей-Хед: “Почему все обязательно должно быть через жопу?” В плену у собственного отчаяния, он тогда не задался вопросом, что может значить это “все”.

– Мне такая мысль тоже в голову приходила, – признал Мики. – Но, видимо, нет, иначе бы она не дала себе забеременеть. Но правда и то, что тогда она пустилась в бегство. Уж очень ей хотелось удрать от этого своего мудака-жениха. Из их Гринвича. От Дона и Вив. От кошмарной смерти собственного отца. Поэтому да – возможно, она и воображала, будто сбежать получится еще и от болезни.

– Вы с ней об этом не разговаривали?

Мики покачал головой.

– Это было хуже всего. Стоило мне только проявить озабоченность, как она впадала в ярость. В смысле – буквально в ярость. Мы все еще в Минерве видели, как она умеет злиться, но тут все было иначе. Она орала на меня, что если б ей хотелось себе блядскую мать, она бы осталась в блядском Гринвиче. Что я бы лучше за своим носом, нахер, следил. Я от такого злился, но потом симптомы исчезали на много недель, и я думал, что, может, она права, а это у меня паранойя… Ну и кроме того, еще группа. Чуваки, вы не поверите, до чего мы были круты. Типа, в десять раз лучше того, что вы сегодня услышали. Сыграны? Боже, да мы друг у друга мысли читали.