Шансы есть…

– Травы перекурила? Перебор с мескалем? Атаксия? Может, просто запуталась в микрофонном шнуре? Но когда приземлилась…

Он умолк, вспоминая. Тедди понимал, до чего ярко это воспоминание.

– Короче, в итоге? Сотрясение мозга, сломанный локоть, раздробленная коленная чашечка и две трещины в ребрах. Неделю пролежала в больнице – туда и утекли все оставшиеся у нее деньги. Поскольку мы не были гражданами Канады, нам не полагалось бесплатное здравоохранение. Как бы там ни было, по счету мы расплатились, и нас отправили домой с двумя рецептами – один от боли, другой от депрессии, потому что с самого начала было ясно, что поломались у Джейси не только кости. Буквально за ночь она превратилась совсем в другого человека. Стала озлобленной. Угрюмой. Для нее все закончилось. Она никогда уже не вернется в Штаты с победой. Мы так и не сыграем этот свой концерт в Гринвиче. Энди не насладится возмездием, она тоже… Я изо всех сил старался ее приободрить. Говорил, что она и глазом моргнуть не успеет, как вернется в группу, а она только смотрела на меня так, будто знала меня когда-то давно, а теперь не вполне может припомнить. Правая нога у нее была в гипсе от икры до середины бедра. Она отрывала ее от дивана и говорила: “Ты так считаешь, Мик? Ты честно веришь, что я совсем скоро смогу прыгать по столам?” А если я отвечал, что некоторым удается петь, и не запрыгивая на столики, она посылала меня куда подальше. Потому что петь для нее было и этим тоже… В общем, все пошло псу под хвост. Я продолжал надеяться, что как только снимут гипс и она вернет себе подвижность, настроение у нее улучшится. Почти каждый вечер у нас бывали выступления, а это значило, что в квартире я ее оставлял одну, потому что ей и в страшном сне бы не могло присниться, что кто-нибудь увидит ее в инвалидке. Без нее, конечно, мы и близко не были так круты. Пришлось опять вернуться в зальчики поменьше и позадрипанней. Снова все свелось к одной лишь музыке, без всякого зрелища. Я твердил себе, что нам нужны деньги, а на самом деле просто радовался возможности удрать от нее хотя бы на несколько часов, полностью потеряться в музыке. Как правило, сразу после выступления я возвращался домой, но однажды вечером пошел вместо этого с парнями. Изрядно набубенился. Немного заправился коксом. А когда вернулся в квартиру, уже встало солнце. Прикидывал, что Джейси будет спать. От лекарств ее клонило в сон, и почти каждый день спала она до полудня, но нет – тем утром она не спала совсем, смотрела какое-то старое кино по телевизору. “Мне тут понятно стало, что нужно было сделать, – произнесла она, не отрывая глаз от экрана, когда я вошел. – Надо было отпустить тебя во Вьетнам”. Помню, стоял я и смотрел на нее, ожидая, что она вот-вот извинится, но в этом была вся Джейси. Ее невозможно пристыдить. Она нипочем не скажет, что ей чего-то жаль, если ей и впрямь не станет жаль… В общем, в тот день сняли гипс, поэтому по дороге домой из больницы я предложил выпить пива и отметить – как бы пошел ей навстречу, мол, все без обид. “А ты соображаешь, – произнесла она тем же голосом, каким говорила в то утро, – что во всей квартире жратвы нет ни крошки?” Поэтому не пиво пить мы стали, а я высадил ее и поехал покупать что-нибудь нам на ужин.

Повисло тяжкое молчание.

– А когда вернулся, ее уже не было. И я не видел ее больше года. Даже открытки от нее за все это время не получил.

Линкольн покачал головой.

– И куда она уехала?