– Друзья мои! Сегодняшний день ознаменовался тем, что все мы стали свидетелями невероятной доблести и храбрости, которые, вкупе со сплоченностью и боевым духом, помогли одержать победу в битве с противником, численно превосходящим наши силы. Несмотря на то, что многие впервые участвовали в бою и до сих пор не держали в руках оружие, вы смогли доказать, что вы не какие-то жалкие неудачники, отбросы общества, каковыми нас считает ни разу не нюхавшая пороху жалкая знать, а настоящие мужчины, воины, чья жажда жизни и воля к победе способны творить настоящие чудеса. И я счастлив, что по воле небес удостоился чести сражаться бок о бок с вами! С победой вас, друзья!
– Гип-гип ура! Гип-гип ура! Гип-гип ура! Да здравствует капитан! Слава капитану Патрису! Ура! – в небо взлетели десятки шапок, чьи обладатели, несмотря на ранения, воодушевившись словами своего предводителя, тут же принялись строить планы по захвату новых судов.
Патрис, в отличие от своих людей, о новых боях сейчас и не думал. Кивнув помощнику, который, к вящему восторгу команды, велел выкатить на палубу один из небольших дубовых бочонков с вином, чтобы отпраздновать победу, он задумчиво спустился на полуют.
К слову сказать, на любом судне, вопреки расхожему мнению, царил сухой закон, и алкоголь был строжайше запрещен ввиду того, что перепившаяся команда вполне могла устроить беспредел – перебить друг друга, или, что еще хуже, потопить корабль. Кроме того, как известно, алкоголь вызывал обезвоживание, что при дефиците пресной воды могло привести к крайне печальным последствиям. Нетрудно представить, как было воспринято решение капитана его людьми. И неважно, что вино в принудительном порядке разбавлялось водой, каждый был рад поднять свой стакан за здоровье капитана и его помощника.
Все пленники были надежно скованы цепями в трюме. Несмотря ни на что, Патрис уважал религиозные взгляды мавров, которые в большинстве своем были мусульманами. Их вера запрещала хоронить покойников после заката, и если кто из них умирал утром или в дневные часы, то должен был быть погребен в тот же день. Поэтому решение об их участи было отложено до завтра, хотя при любом раскладе – будут ли они выброшены за борт или повешены на реях, итог все равно был один: смерть. Проявлять милосердие к противнику – излишняя роскошь, которую капитан пиратского корабля во избежание проблем на судне просто не мог себе позволить.
Лишь на миг задержавшись возле собственных апартаментов, где сейчас приходила в себя пережившая глубокое потрясение девушка, он продолжил свой путь и, распахнув дверь каюты Саида, остановился возле койки, на которой, истратив все свои силы, полулежал его понемногу выздоравливающий брат.
– Ренард, нам нужно поговорить…
– Знаю. Я давно ждал этого, брат…
Патрис приподнял бровь. Вот как? Выходит, не одного его мучили подробности предстоящего разговора. И нравится ему или нет, оттягивать момент дальше нельзя, беседу нужно было начать.
– Гм, – прокашлявшись, Патрис внимательно посмотрел в точно такие же, как у него самого, глаза, – как вам уже, наверное, известно, его величество король всемилостивейшею волею своей восстановил меня в правах на наследство и вернул все, чем вы с вашей матерью пытались незаконно завладеть. Отныне вам не удастся злоупотреблять привилегиями, положенными графу де Ламмер, и придется начать жизнь заново где-нибудь на островах, где о ваших злодеяниях никто не узнает.
– Да, мне это известно, брат. И должен сказать, что несказанно рад за вас. Признаться, никогда не желал того, что не принадлежит мне по праву, и делал все возможное, чтобы убедить матушку в бесполезности ее притязаний. Что же касается новой жизни, – Ренард сделал небольшую паузу, прежде чем продолжил свою мысль, – то как бы вы сейчас ни пытались отрицать наше родство, я имею основания заявить, что склонность к авантюрам и приключениям у нас с вами в крови. В общей крови. Если позволите, я хотел бы присоединиться к вашему братству и вести вольную жизнь пирата, как всегда представлялось в моих мечтах.
Патрис этого не ожидал. Приготовившись к просьбам, унижениям, угрозам, он не мог поверить в то, что сейчас слышал. Что бы ни было, он всегда любил своего младшего брата и никогда не винил, списывая все грехи на его мать – меркантильную, жаждущую богатство и власть женщину. И уж коли брату так хочется пожить жизнью пирата, то кто он такой, чтобы ему в этом мешать? Но оставался вопрос, ответа на который он так и не получил. Коротко кивнув, он решился:
– Кто она, Ренард? Что связывает тебя и ту дикую кошку, которая сегодня навела шороху не только в стане врагов, но и на моем собственном корабле?
– Что?! Так вы не до сих пор не выяснили, кто она? – несмотря на слабость, Ренард расхохотался так сильно, что, не выдержав, захлебнулся жестоким лающим кашлем. Понадобилось некоторое время, чтобы он успокоился и, вытерев слезы, появившиеся в уголках глаз, весело посмотрел на помрачневшего брата: