– А что случилось дальше? – спросил я сквозь зубы, чувствуя себя ужасно глупо.
Я не имел права сердиться или ревновать. Никогда не расспрашивал Карлу о ее любовниках, но и она мне не задавала подобных вопросов.
– А ты разве не знаешь?
– Знал бы – не спрашивал.
– Она выбросила меня на свалку, – медленно проговорил он, – как раз незадолго до твоего появления.
– Проклятье!
– Да ладно, чего уж там… – улыбнулся Халед.
Мы замолчали: каждый из нас прокручивал в памяти ушедшие годы. Я вспомнил Абдуллу у прибрежной стены близ мечети Хаджи Али в ночь, когда я встретил его с Кадербхаем. Припомнил, что он сказал, будто какая-то женщина научила его умному изречению, которое он воспроизвел по-английски. По-видимому, это была Карла. Конечно Карла. И еще вспомнилась холодность Халеда при нашей первой встрече: я вдруг понял, как ему было больно тогда, – возможно, он именно меня считал виновным в этом. Теперь я хорошо представлял, чего ему стоило быть таким дружелюбным и добрым ко мне в начале нашего знакомства.
– Видишь ли, – вновь заговорил он через некоторое время, – тебе действительно нужно вести себя осторожно с Карлой. Знаешь, Лин, она очень рассержена – ее жестоко обидели. Над ней надругались, когда она была ребенком. Она немного не в себе. И еще: в Штатах, до приезда в Индию, она занималась чем-то таким, что страшно повлияло на ее психику.
– А чем она занималась?
– Не знаю. Чем-то серьезным. Никогда об этом не говорила, все только вокруг да около, ну, ты сам понимаешь. Думаю, что Кадербхай обо всем знал: он ведь первым встретил ее.
– И я ничего не знаю об этом, – сказал я, угнетенный мыслью, что так плохо осведомлен о женщине, которую долго любил. – Но почему… как ты думаешь, почему она никогда не говорила мне о Кадербхае? Я ведь давно знаю Карлу, мы оба работали на него, и она ни слова о нем не проронила. О нем говорил я, а она хранила полное молчание. Ни разу даже не упомянула его имени.
– Просто хранила ему верность, понимаешь? Не думаю, что это была какая-то интрига против тебя, Лин. Дело в том, что она ему невероятно предана, вернее, была невероятно предана. Скорее всего, воспринимала его как отца – ведь ее собственный отец умер, когда она была ребенком, да и отчим, когда она была совсем юной. Кадер появился в ее жизни как раз вовремя: спас ее и стал ей отцом.
– Так, говоришь, он первым встретил ее?
– Да, в самолете. Она рассказывала какую-то странную историю: будто она не помнила, как очутилась в самолете. Попала в беду: убегала от чего-то, что натворила. В течение нескольких дней пыталась сесть на несколько рейсов из разных аэропортов. А в том самолете летела в Сингапур из… Не помню откуда. У нее случился нервный срыв или что-то в этом роде – словом, крыша поехала. Единственное, что она помнила, – ту пещеру в Индии, где оказалась с Кадербхаем. А потом он оставил ее на попечение Ахмеда.
– О нем она мне рассказывала.
– Неужели? Она о нем редко говорит: этот парень ей нравился, он выхаживал ее почти полгода, пока она не оправилась. Он вроде как вернул ее назад, к свету. Они были весьма близки, – думаю, она относилась к нему как к брату.
– Ты был с ней… я хочу сказать, знал ли ты ее, когда его убили?
– Понятия не имел, что его убили, – нахмурился Халед, раскручивая в памяти клубок воспоминаний. – Знаю, что Карла считает, будто бы мадам Жу убила его и ту девчонку…
– Кристину.
– Да, Кристину. Но я ведь знал Ахмеда довольно хорошо. Очень милый был парень – простой, добрый, из тех, кто легко примет яд вместе с возлюбленной, как в романтическом фильме, если решит, что им не суждено быть вместе. Кадер воспринимал все это очень лично – ведь Ахмед был одним из его парней – и не сомневался, что Жу не имеет к смерти Ахмеда никакого отношения. Он снял с нее подозрения.
– Но Карла с ним не согласилась?
– Нет, она не купилась на это. Смерть Ахмеда переполнила ее чашу терпения. Она когда-нибудь говорила, что любит тебя?
Я колебался, отчасти из-за нежелания лишиться того небольшого преимущества, которое имел бы перед ним, если бы он поверил, что она произносила эти слова, отчасти из уважения к Карле, – в конце концов, это касалось только ее. И я ответил на вопрос: мне надо было знать, почему он задан.
– Нет.
– Очень плохо, – сказал он без всякого выражения. – Я думал, может быть, хоть ты сумеешь…
– Что?
– Сумеешь помочь ей выбраться из этого состояния. С этой женщиной случилось что-то ужасное, много всяких несчастий. А Кадер еще более усугубил ситуацию.
– Каким образом?
– Взял работать на себя. Спас ее, когда встретил, и защищал от того, чего она боялась там, в Штатах. Но потом она повстречала того человека, политика, и он всерьез увлекся ею. Кадеру был нужен этот парень, и он заставил Карлу на него работать. Думаю, это продолжается и сейчас.
– Что это за работа?
– Ты ведь знаешь, как она красива: зеленые глаза, белая-белая кожа…
– Да пропади все пропадом! – вздохнул я, вспоминая лекцию, прочитанную мне когда-то Кадером, – о доле преступления в грехе и греха в преступлении.