Конец, когда он приходит, всегда наступает слишком быстро. Кожа на моем лице туго натянулась, напрягаемая мускулами шеи и челюсти, которым, в свою очередь, передалось напряжение плеч, рук, обмороженных пальцев, сжимающих, словно в последней агонии, оружие.
Сулейман дал команду. Внутри у меня что-то оборвалось, замкнулось и застыло, став твердым, как бесчувственная мерзлая земля под ногами. Я шагнул вниз, и мы начали спускаться по склону. День был великолепный, самый ясный за многие месяцы. Я вспомнил то, что пришло мне в голову несколько недель назад: в Афганистане как в тюрьме – в этой каменной клетке гор нет ни рассветов, ни закатов. Но в то утро был один из самых восхитительных рассветов в моей жизни. Когда крутой склон сменился более отлогим спуском, мы ускорили шаг, оставив за спиной последние пятна бледно-розового снега, и ступили на неровную серо-зеленую землю.
Первые разрывы, которые мы услышали, прогремели слишком далеко, чтобы напугать меня. «Ладно. Началось. Вот оно…» – пронеслось в моей голове, но это словно произнес кто-то другой – некий тренер, который готовил меня к моему концу. Затем разрывы послышались ближе, – похоже, вражеские минометы пристреливались.
Я взглянул на остальных – они бежали быстрее меня. Только Назир отставал. Я попытался ускорить бег, но занемевшие ноги были как деревянные: я видел, как они бегут, видел каждый их шаг, но я их не чувствовал. Огромным усилием воли я послал им сигнал: «Быстрее!» – и сигнал был принят.
Две мины взорвалось недалеко от меня. Я продолжал бежать, ожидая, что судьба вот-вот сыграет со мной убийственную шутку, а затем придет боль. Сердце колотилось в груди, дыхание сбилось, я с хрипом хватал ртом струйки холодного воздуха. Вражеских позиций я не видел. Дальность стрельбы миномета значительно превышает километр, но их обычно располагают ближе. А потом раздались первые очереди их и наших АК-74. Я знал, что враги близко, достаточно близко, чтобы убить нас и чтобы мы убили их.
И вновь я бросил взгляд на неровную землю передо мной в надежде отыскать укрытие – углубление или валун, выбрать самый безопасный путь. Слева, в сотне метров от меня, упал человек. Это был Джалалад, бежавший рядом с Назиром. Мина взорвалась как раз перед ним, разорвав в клочья его юное тело. Глядя под ноги, я прыгал через валуны и камни, спотыкался, но не падал. Я видел, как метрах в пятидесяти впереди меня Сулейман схватился за горло, пробежал несколько шагов, согнувшись вдвое, словно искал что-то на земле, упал лицом вниз и перевалился на бок. Лицо и горло Сулеймана были разорваны и залиты кровью. Я пытался его обежать, но земля была усеяна камнями, и мне пришлось на бегу перепрыгнуть через него.
И тут я увидел первые дульные вспышки вражеских автоматов. До них было далеко, не менее двухсот метров, – гораздо дальше, чем я предполагал. Слева, в каком-то шаге от меня, прошипела трассирующая пуля. «Нам не суждено прорваться. Мы не сможем…»
Их было не так много: только несколько автоматов вели огонь, но у них было достаточно времени, чтобы увидеть и расстрелять нас. «Они убьют нас всех». И вдруг шквал взрывов прокатился по неприятельским позициям. «Идиоты! Они накрыли своих!» – подумал я, и весь мир вокруг заполнился треском автоматов. Стреляли сразу отовсюду – это было похоже на фейерверк. Назир вскинул свой АК и выстрелил на бегу. Справа, впереди меня, там, где раньше был Сулейман, я увидел ведущего огонь Махмуда Мелбафа. Я поднял свое оружие и нажал курок.
Где-то очень близко раздался ужасный, леденящий кровь вопль. Внезапно я понял, что это мой крик, но не мог его остановить. И я бросил взгляд на людей, храбрых и красивых мужчин рядом со мной, бегущих навстречу огню, и да простит меня Бог за такие мысли и такие слова, но это был момент славы, если понимать славу как великолепный, доходящий до экстаза восторг. Такой должна быть любовь, если даже она греховна. Такой должна быть музыка, если она способна тебя убить. И с каждым шагом я взбирался все выше и выше на тюремную стену.
А потом мир внезапно стал беззвучным, как в морской глубине, ноги остановились, и горячая грязная земля вперемешку с песком взорвалась подо мной, забив мне глаза и рот. Что-то ударило меня по ногам – тяжелое, горячее, злое и острое. Я упал лицом вперед, словно, вбежав в темноту, наткнулся на ствол упавшего дерева. Выстрел из миномета. Металлические осколки. Оглушающая, словно удар, тишина. Горящая кожа. Слепящая земля. Яростные попытки вздохнуть. Все мое существо заполнил запах. То был запах моей смерти – пахло кровью, морской водой, сырой землей, золой сгоревшей древесины, – так пахнет твоя смерть за мгновение до того, как ты умрешь. Я ударился о землю с такой силой, что провалился сквозь нее в глубокую тьму, где не бывает снов. Падение было бесконечным. И никакого просвета, никакого просвета.
Часть 5
Глава 37