Шапка-сосна

— Пусть живет у меня! Я уж имя ему придумала — Костик. Хорошее имя, правда? У нас в студенческом общежитии у технички малыш был. Так вот, его тоже Костиком звали.

— Трудно тебе будет… — сказал Николай Степанович.

Варя вздохнула:

— Ничего, как-нибудь.

— Если что для ребенка понадобится, поможем через сельсовет. Ведь его одеть-обуть надо.

— Что вы, Николай Степанович! Ему пока не много надо. Я вот на первое время купила ситцу на пеленки, фланельки на рубашечки.

Варя снова задумалась. Николай Степанович тоже молчал.

— Как-нибудь, — снова заговорила Варя, вставая. — А потом, я уверена, что мать Костика все-таки придет за ним.

— Ну что ж, поживем — увидим, — сказал Николай Степанович, с трудом вылезая из-за парты. — Я к вам, может, зайду на днях, погляжу, какой он из себя, твой Костик.

Первое время Варя каждое утро, просыпаясь, думала со смешанным чувством надежды и сожаления, что вот сегодня цыганка придет за Костиком и заберет его. Но проходили дни за днями, цыганка не объявлялась, и постепенно Варя стала вспоминать о ней все реже. С каждым днем она сильнее привязывалась к ребенку. Стоило ей уйти по воду или в магазин, как ей уже начинало казаться, что без нее с мальчиком что-то случится, и она спешила домой. Дома она почти не спускала малыша с рук. Она взяла в библиотеке книгу «Советы молодой матери», купила детскую ванночку и каждый вечер купала Костика к большому неудовольствию Олешихи.

— Что ты его полощешь каждый день, — говорила она. — И так чистый. Зря только воду льешь.

Сама она к малышу почти не подходила, вскипятит молоко в печи — и вся забота. Зато Алексей Филиппович, как мог, помогал Варе: когда она была занята, качал люльку и что-то рассказывал Костику или тихонько напевал.

В деревне не затихали пересуды о Варином поступке. Одни говорили:

— И чего только Олешиха смотрит!

— Ничего, — возражали другие, — поиграет девка да одумается. Не станет же, в самом деле, чужого ребенка растить. Свои небось будут, как замуж пойдет.

— Учительница! — уважительно отзывались третьи. — Сразу видно, детей любит. Другая бы ни за что чужого не взяла, а эта — взяла и холит, как своего. Рубашек ему нашила, моет, сказывают, каждый день.

Как-то после полудня к Варе заглянул Николай Степанович. Олешиха увидала его в окно, когда он долго и старательно вытирал сапоги о еловые ветки, набросанные на крыльце. Она поспешно сняла с западни ведро с грибами и опасливо забормотала:

— И чего это он к нам?

Николай Степанович вошел в избу, поздоровался.

— Давненько не бывал у вас, — сказал он, протягивая руку Алексею Филипповичу. — Как живете?

— Живем — хлеб жуем. Садись, отдохни. Целый день небось на ногах. Старуха, нацеди-ка кваску!

Олешиха налила из корчаги браги, которую только недавно подмолодила, и подала кружку гостю:

— Холодная. С утра на шестке стоит. Пей на здоровье.

Николай Степанович большими глотками выпил брагу и вернул пустую кружку хозяйке.

— Спасибо. Хороша!

Потом он повернулся к Варе, сидевшей у люльки.

— Я ведь на парнишку зашел взглянуть, Алексеевна. Можно?

— Посмотрите, — улыбнулась Варя.

— Только не сглазь! — добавила Олешиха. — Еще сглазишь, не дай господи, орать будет.

Председатель подошел к люльке и склонился над ней:

— Хорош малый! На цыганенка и похож. — Он взял Костика на руки, ласково похлопал по мягкому месту. — Ишь, черноглазый!

Костик скривил рот и заревел. Варя протянула к нему руки.

— Ну, иди, иди ко мне! Чего ты испугался? Незнакомый?

Николай Степанович отдал Костика Варе. Тот сразу замолчал.

— Хорош малый! — повторил он. — Что делать с ним будем? Где теперь его мать искать? — Он повернулся к Алексею Филипповичу: — Из-за какой-то паршивой курицы дуры бабы чуть не убили человека. Небось боится вернуться за ребенком, а может, нарочно подкинула, кто ее знает.

Услышав, что председатель заговорил об избиении цыганки, Олешиха ушла за перегородку.

— Тебе, Варя, решать, как быть с ним дальше, — продолжал председатель.

— Что ж тут решать, — покачивая затихшего Костика, отозвалась Варя. — Принесла, так ведь не подкидывать же другому.

— Зачем подкидывать? — возразил Николай Степанович. — Я тебе говорил, можно его в детский дом определить.

— Оно бы лучше всего! — выглянула из-за перегородки Олешиха.

— Нет, — решительно сказала Варя. — Я его усыновлю. Как ты считаешь, тятя?

— Решай, Варюша, сама. Мне он не помешает.

— А ты, Варя, хорошо ли подумала? — спросил председатель.

— Только об этом все время и думаю, — тихо ответила Варя. — Привязалась я к нему. Матери отдам, больше никому!

Все молчали. Наконец Николай Степанович негромко кашлянул.

— Ну что ж, Варя, если ты решила усыновить мальчика, надо это дело оформить по всем правилам. Прежде всего надо его записать в сельсоветскую книгу.

Олешиха вышла из-за перегородки и посмотрела на дочь мокрыми от слез глазами:

— Дочка, одумайся! Не губи ты свою жизнь… Потом покаешься…

— Перестань, мама! Николай Степанович, вы сейчас в сельсовет? Я с вами. Запишем Костика, и делу конец!

Она быстро запеленала мальчика и следом за Николаем Степановичем вышла из избы.