Шарко

Парень исчез в домике, почти сливающемся с окружающим пейзажем. Плющ оплел все жилище, словно пытался утащить его к центру Земли. Единственная деталь, выпадающая из общей картины, – кроссовый мотоцикл[77]. Молодой дровосек появился минуту спустя. Знаком он предложил им войти и вернулся к куче поленьев.

Бывший врач сросся с креслом, вернее, само кресло, казалось, облепило его со всех сторон. На взгляд Люси, он напоминал пергамент из архивов. Одет он был просто – серая майка, бежевые брюки, босые ноги в кожаных сандалиях. Она быстро огляделась. Домик был обставлен строго по минимуму: кухонька с наперсток, санитарный уголок, но главное – книги, в таком количестве, будто из них и были сложены стены жилья.

Картина покоилась на коленях у старика.

– Кто вы? Где вы взяли эту картину?

Валковяк начал первым и сразу перешел к сути дела: есть вероятность, что новая прионовая болезнь в этот самый момент поражает людей, инфицированных через кровь, и прежде всего затрагивает центр страха. Они здесь, потому что картина представляет собой часть загадки и была написана женщиной, которая, возможно, провела свое детство в глубине джунглей Папуа – Новой Гвинеи в пятидесятых годах. Там, где сам ван Боксом работал над изучением болезни «короба́».

– Эта художница… Сколько ей сейчас лет?

– Около шестидесяти.

– Господи, – вздохнул старый врач. – Та, которую я видел совсем малышкой, до сих пор жива…

Увидев, как он говорит и гладит картину, Люси поняла, что все ответы наконец-то здесь, спят в извилинах старого мозга. Мужчина облизал губы быстрым движением языка и снова посмотрел на живописное полотно.

– Как ее зовут?

– Мев Дюрюэль.

– Дюрюэль… Это имя того французского энтомолога, который искал пауков и жил в то время среди колонистов. Девочка не была его дочерью, но после всего, что произошло, я думаю, он взял ее под свое крыло и увез во Францию.

Он попросил их принести из кухни два стула и скамеечку для ног. Они устроились напротив него.

– Всем всегда было плевать на «короба́». Настоящее фиаско. Эта болезнь, которую я открыл в самой глубине джунглей, стала предметом всего лишь нескольких журнальных статей, и то больше пятидесяти лет назад. Как вы о ней прознали?

– Мы работаем с великолепным патологоанатомом, а у него слоновья память, – объяснила Люси. – Те статьи, о которых вы говорите, он прочел много лет назад.

– И что именно вы хотите узнать?

– Все. Уловить смысл этих картин. Узнать, откуда взялась Мев Дюрюэль и верно ли, что те люди в джунглях не чувствовали страха, когда вы там были. Понять, как эта болезнь выбралась из леса, поразила людей в Мексике и оказалась во Франции.

Ван Боксом обдумал ответ Люси, – казалось, ее слова привели его в ужас.

– Поразила людей в Мексике? Оказалась во Франции? Господи боже… Сначала объясните мне. Расскажите все, что вы знаете.

Он выказал настоящую заинтересованность, задавал вопросы. Оболочка устала, но нейроны под сморщенным черепом хранили огонь. Получив некоторые ответы, старый врач набрал воздуха в грудь и выложил накопившиеся воспоминания:

– Я родился здесь, но вырос в Австралии, мои родители работали геологами на железорудных месторождениях. Я как раз заканчивал медицинский факультет в Аделаиде, когда услышал о странной болезни; это было в середине пятидесятых годов. Рассказы передавались как легенда, услышанная от путешествующих авантюристов, географов, антропологов, которые осмеливались первыми проникнуть в самые глухие уголки Папуа – Новой Гвинеи. То было время исследователей, время больших открытий. Многие источники подтверждали, что непонятная болезнь поразила маленькое примитивное племя, живущее на верхних восточных плато. Что туземцы тряслись как листья, теряли равновесие, бредили. Те же путешественники, вернувшиеся из глубин джунглей, рассказывали также, что за рекой в том диком районе царили жестокость и зло в его чистом виде.

Снаружи удары топора возобновились с размеренностью метронома. Люси слышала через окно, как шумят кроны деревьев. Она могла легко вообразить себя во враждебных джунглях Новой Гвинеи, с их горами, изъеденными растительностью, вершинами в облаках и странными племенами, их населяющими.

– Я закончил учебу. Избавлю вас от деталей, но в конце концов я обосновался в колониальном анклаве в Новой Гвинее – австралийском острове – в двух днях пути от района, где свирепствовала болезнь. Эти отдаленные области, куда едва ступала нога цивилизованного человека, были территориями каннибализма и колдовства. Колонисты считали меня сумасшедшим: что я собирался делать в опасных джунглях рядом с примитивными туземцами, которые поедали своих мертвецов? Тем более что ходили слухи, будто двумя годами раньше белые люди – некоторые даже утверждали, что одним из них был врач, француз, – исчезли в тех враждебных краях. Но мне было двадцать пять лет, меня сжигала жажда приключений, и должен признаться, я был немного чокнутый… Так вот, сначала я предпринял несколько коротких экспедиций к сороваям. И своими глазами увидел, как проявляется этот недуг.