Шарко говорил двусмысленным тоном – нечто среднее между советом и плохо скрытой угрозой. Она кивнула, двумя руками вцепившись в стаканчик.
– Отлично. Ты уверена, что действительно все нам рассказала? Ничего не скрыла? Потому что если обнаружится, что ты соврала или чего-то недоговорила, для тебя это будет очень нехорошо.
– Я ничего не скрывала.
Коп достал из куртки бумажник, вынул оттуда визитку и ручку. Зачеркнул номер рабочего телефона, чтобы вписать под ним свой личный. Потом засунул карточку в карман черных джинсов своей собеседницы:
– На случай, если воспоминания к тебе вернутся, какие бы то ни было.
– Ваш коллега уже дал мне свою.
– Покажи.
Она извлекла ее из кармана джинсов. Шарко посмотрел и убрал к себе.
– Это его старая карточка, вечно он путает. Ты могла бы звонить до посинения, номер уже недействителен.
Он вышел из камеры с чувством некоторого облегчения. Дело оборачивалось не так уж плохо. Оказавшись в «опен спейс», еще пустом в этот час, он разорвал карточку Николя и запихнул ее поглубже в мусорную корзину. Потом подошел к окну.
Париж просыпался в ритме первых тружеников и утренних бегунов, затянутых в разноцветные трико. Набережные начинали поблескивать в ярких отсветах встающего солнца. За все годы, что он проработал в этом легендарном месте, коп наверняка должен был отполировать окрестности одними только взглядами.
Подумать только, через два года все будет кончено, службы судебной полиции разместятся в новом здании, в Клиши-Батиньоль. Шарко никогда нигде не работал, кроме как на набережной Орфевр, 36. Эти сто сорок восемь ступеней, истертые до дыр, запахи старого дерева и табака, дряхлые мансарды, тесные кабинеты, сушилка, куда иногда складывали пропахшую одежду трупов, под самой цинковой крышей. В разгар летней жары температура иногда поднималась до сорока градусов, помещения дышали на ладан, но это был его дом. Господи, неужели они не могли подождать еще десять лет, эти кретины-начальники? Заставить его перебираться в другое место – все равно что посадить ливанский кедр в Сибири, он там не выживет.
Но без всякого сомнения, кабинеты в Батиньоль куда лучше, чем камера в девять квадратных метров. Вздохнув, он прочитал адрес татуировщика, тот, что дал Николя. Подождал, пока Робийяр выпьет его протеиновое молоко со вкусом ванили, и они тронулись в путь.
30
Клиньянкур, бульвар Орнано со стороны моста, потом окружная. Квартал напоминал чулан, куда сваливали все подряд: наркоту, мелкие правонарушения, контрабанду, контрафакты, карманные кражи, попрошайничество. Место живописное и всегда оживленное, настоящая западня для машин, где правила дорожного движения существовали только для собак. При помощи сирены копы хотели было проложить себе дорогу в этом аду из жести и отчаянных гудков, но напрасно старались: здесь даже у полиции не было власти. За неимением выбора, они припарковались где придется, выставив на видное место над бардачком полицейскую карточку.
«Magic Tatoo» оказался черным фасадом между двумя зданиями, недалеко от пересечения улиц Поль-Бер и Жюль-Вале, в Сент-Уан[34]. На витрине какие-то украшения, фотографии татуировок, в основном мрачных и уродливых. Чуть дальше – надпись из трех слов, идущих друг под другом:
Девять часов тридцать три минуты. Лавка только-только открылась.
Шарко толкнул дверь. Звонок с фальшивыми звуками треш-метала ударил по барабанным перепонкам. Внутреннее помещение походило на салун для байкеров на «харлеях». Декор с черепами (и не только человеческими, но и рогатых животных) и гигантскими игральными картами, но с головами козлов вместо лиц. За прилавком выставлены образцы татуировок на телах, снятые под разными углами. Робийяр кивнул на прикрепленный скотчем листок с надписью, сделанной от руки:
– «Для вставки клыков свяжитесь с хозяином». Теперь они еще и клыки себе вставляют, хуже псов цепных. Куда мы катимся? Нет, ну куда мы катимся?
Кстати, о хозяине… Флоран Леяни, так его звали, длинная черноволосая жердь в татуировках до самой шеи, прошаркал из задней комнаты заведения. С усталым видом – классическая утренняя физиономия после попойки – он вяло поздоровался и приткнулся за прилавком.
– Чего желают господа?
Две здоровые свинцовые шайбы болтались в мочках его ушей, отчего те походили на криво слепленные бутерброды. Леяни просканировал Шарко и сразу понял, что мужчина в костюме и галстуке вряд ли явился, чтобы вытатуировать Пресвятую Деву у себя на члене. Может, второй, здоровяк – тот, что держится сзади? Франк решил напустить туману:
– Насчет религиозных крестов, что можете предложить?
Владелец лавки заколебался, удивленный такой просьбой с утра пораньше, вытащил один из альбомов со стеллажа и подтолкнул к нему:
– Это как зайти в шотландский паб и спросить, что у них есть из виски. Татуировка в виде креста самая распространенная, имеется все, что угодно. Католический, само собой, кельтский, тотемный, готический, египетский.