Читаем Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха полностью

Вечером того же дня прошла первая демонстрация монархистов, в основном «королевских газетчиков»[85], против «воров» и «убийц» – по данным полиции, около 2000 человек собрались перед Бурбонским дворцом, где Палата депутатов возобновила работу после рождественских каникул. 132 человека были задержаны, 10 полицейских получили ранения (RCE-I, 2). Премьер приказал префекту Жану Кьяппу – не просто шефу полиции, но настоящему хозяину столицы – усилить охрану дворца и министерств. Бразийяковский Жильбер Кайе из «Пленников» в эти дни «впервые ощутил в Париже, старом городе революций и восстаний, возбуждающий запах пороха и крови» (RBC, I, 527). «Газета и движение обрели новую молодость», – вспоминал тогдашний «королевский газетчик» Анри Шарбонно, прозванный за корпулентность и задиристость Портосом (СМР, 108).

10 января в L’AF Доде назвал Шотана «главарем банды воров и убийц» (PPF, 40). «Со смертью мошенника дело только началось», – констатировал Беро 12 января в статье «Довольно!» (HBG-I, 143–144). Волна разоблачений накрыла партию радикалов, а неспособность властей справиться с экономическим кризисом усугубила недовольство. «Чувствовалось, что назревал мятеж из-за этих незаконных, еще более бесстыдных и вызывающих поборов, требуемых бандой старых радикалов, которые придержат власть во Франции и которые будут оставаться у ее изголовья в час агонии», – вспоминал те дни Пьер Дриё Ла Рошель в романе «Жиль» (1939)[86].

11 января появилось сообщение об аресте редакторов двух газет, контролировавшихся «красавчиком Сашей», – Камиля Аймара из «Liberté» и Альбера Дюбарри из «Volonté». Второй арест дал монархистам отличный повод для злорадства: известный неразборчивостью в средствах Дюбарри в годы мировой войны редактировал «пораженческую» газету «Le Pays», с которой сражался Доде[87], а во второй половине 1920-х годов был союзником Жоржа Валуа после его скандального разрыва с «Action française»[88].

В тот же день в Палате депутатов были сделаны первые запросы по «делу». Премьер ответил, что не верит в убийство Ставиского полицейскими и не считает его похождения выходящим за пределы уголовной хроники, провалил предложение создать следственную комиссию по столь «незначительному» поводу – совершив, по мнению Сюареса, «стратегическую ошибку»[89] – и попытался приструнить прессу[90]. Как раз в это время обсуждался проект нового закона о печати с ужесточением наказания за «диффамацию». Тем же утром Моррас в L’AF пригрозил пристрелить первого депутата или чиновника, который применит закон в случае его принятия, и добавил, что сам начнет регулярно упражняться в тире. Закон отложили – стало не до него.

Улицы забурлили. «Столкнувшись с парламентом, не могущим дать жизнь правительству, – вспоминал политик Жан Фабри, – с партией радикалов, не способной править вместе с социалистами и не желавшей править против них, с министрами, бессильными наладить работу государства, парижане, раздавленные налогами и разоренные экономическим кризисом, вступили, без оглядки на разницу мнений, в открытую схватку с парламентом и партиями. <…> Всем, способным видеть, было ясно, что действия толпы вдохновляются и направляются сильными чувствами. <…> Ко всеобщему сожалению, к уличным волнениям не отнеслись с должной серьезностью» (FPC, 31–32).

На бульвары Сен-Жермен и Распай 11 января вышло около 4000 человек (RCE-I, 3). Монархистами руководил Пюжо, «частенько заикавшийся в повседневной жизни, но в деле обретший такую власть над словом, которой мы не знали в обычное время», как вспоминал Шарбонно (СМР, 96). «Люди короля» принялись строить баррикады, ломая деревья и заграждения, переворачивая скамейки. Один из шефов столичной полиции Камиль Маршан заявил, что таких волнений город не видел двадцать лет, и призвал Пюжо умерить пыл «газетчиков», на что получил ответ: «Обратитесь к убийцам и ворам наверху». В этот день к «Action française» впервые присоединились националисты-республиканцы – «Патриотическая молодежь» Пьера Тетенже, фабриканта шампанского и «правого» депутата, считавшего себя наследником Барреса.

Днем позже Пюжо отменил новую демонстрацию из-за угрозы дождя, когда «люди короля» уже собрались на бульварах. Он договорился с полицейским начальством и призвал его увести стражей порядка с улиц, чтобы те не мокли зря (RCE-I, 21; PPF, 42–43). В ответ на недоумение соратников по поводу отказа от выступления генеральный секретарь «королевских газетчиков» Жорж Кальзан объяснил: «Правительство должно знать, что только “Action française” может организовывать демонстрации. И даже их останавливать! То же самое с общественным мнением! В сравнении с другими “правыми” движениями мы – самые динамичные вдохновители народного протеста против режима» (СМР, 98).

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Советский век
Советский век

О чем книга «Советский век»? (Вызывающее название, на Западе Левину за него досталось.) Это книга о советской школе политики. О советском типе властвования, возникшем спонтанно (взятием лидерской ответственности за гибнущую страну) - и сумевшем закрепиться в истории, но дорогой ценой.Это практикум советской политики в ее реальном - историческом - контексте. Ленин, Косыгин или Андропов актуальны для историка как действующие политики - то удачливые, то нет, - что делает разбор их композиций актуальной для современника политучебой.Моше Левин начинает процесс реабилитации советского феномена - не в качестве цели, а в роли культурного навыка. Помимо прочего - политической библиотеки великих решений и прецедентов на будущее.Научный редактор доктор исторических наук, профессор А. П. Ненароков, Перевод с английского Владимира Новикова и Натальи КопелянскойВ работе над обложкой использован материал третьей книги Владимира Кричевского «БОРР: книга о забытом дизайнере дцатых и многом другом» в издании дизайн-студии «Самолет» и фрагмент статуи Свободы обелиска «Советская Конституция» Николая Андреева (1919 год)

Моше Левин

Политика