Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Бразийяк не раз высказывался в подобном духе. Рецензируя в декабре 1934 г. книгу Массиса «Споры», включавшую статьи о Зибурге, Курциусе и Шпенглере, критик отметил у всех трех немецких авторов «древнее германское язычество, которое не смог победить Карл Великий, а до него – легионы Вара». Что же «соединяет Вальпургиевы ночи Гитлера с весенними праздниками в честь древних земных божеств»? «“Уверенность сомнамбулы”, твердость во взгляде и походке, которые Шпенглер считает чертами великого государственного мужа, одержимость силой без разума, точнее, по ту сторону разума, как она уже находится по ту сторону добра и зла. Всё это мы находим описанным у философов раньше, чем оно воплотилось в Гитлере. Эта опасная музыка предназначена другим народам, которых мы никогда не поймем» (RBC, XI, 487). Это отголосок статьи Бенвиля «Престиж немецкой мысли» с саркастическим замечанием о «немецкой музыке, под которую стольким французским умам нравилось кружиться», так что даже «Карла Маркса они предпочли нашим собственным утопистам»[72].

В марте 1939 г. Бразийяк назвал Третий Рейх «планетой, непримиримой с нашей» (RBC, XII, 273). «Марсианской» метафорой я начал эту главу, ей же и закончу.

«Тридцать пятый и другие годы», если воспользоваться заглавием некогда известного романа, оправдали многие предсказания «Action française» о Третьем Рейхе. Однако прежде чем перейти к ним, надо обратиться к политическому кризису 6 февраля 1934 г., радикально повлиявшему на французских националистов и на всю страну.

Глава вторая «Долой воров!»: «Action française» и политический кризис 6 февраля 1934 г.

Во Франции, теперь, почти у всех, конечно, один только вопрос: что именно сейчас же, теперь же, может случиться? Тут уж не до отдаленного будущего, не до окончательного устройства; текущие события дошли до высшей точки своего напряжения.

Федор Достоевский, 1873

I.

«Пять смен кабинета после выборов 1932 г., углубление экономического кризиса, опасность внешней угрозы вселяли в парижан беспокойство и недовольство. Появление политиков на киноэкране вызывало свист. Народных избранников гнали из общественных мест, когда узнавали. На дверях баров замелькали таблички “Депутатов не обслуживаем”. Анархические движения, не связанные друг с другом, поднимали волну возмущения против парламента»[73]. Такой описал французскую столицу конца 1933 г. Жорж Сюарес, «золотое перо» политической прессы. Начинался 1934-й год – «один из самых позорных и кровавых в нашей истории» (HBG-I, 233), как утверждал год спустя прозаик Анри Беро, оставивший стезю романиста ради страстной политической публицистики.

Лозунг «Депутатов в Сену!» захватил улицы, однако придумали его не «фашисты». «Парламент этого созыва закончит на дне Сены», – заметил один из «левых» депутатов после выборов 1932 г.[74]. На них, как и в 1924 г., победил «Левый блок»[75] во главе с Эдуаром Эррио, но, по словам Сюареса, «на сей раз победитель не знал, что делать со своей победой»[76]. Доде увидел в этом «новое доказательство несовместимости всеобщего избирательного права с самим существованием нашей страны» (AAF-1933, 37). Деловые круги была недовольны. Консервативная пресса развернула кампанию против парламента[77]. Финансовая и налоговая политика больно ударила по крестьянству (AAF-1934, 115–121). Страну потрясали коррупционные скандалы, а виновники отделывались символическими наказаниями («дело Устрика», «дело Аэропосталь» и другие).

На таком фоне 23 декабря 1933 г. в газетной хронике промелькнуло сообщение об аресте директора провинциального банка «Муниципальный кредит Байонны» по обвинению в мошенничестве. Пресса была занята крупной железнодорожной катастрофой, случившейся в тот же день, и проигнорировала новость как рутинную. 24 декабря L’AF перепечатала ее, а через пять дней – первой из столичных газет! – связала арест с Сержем Александром (он же Александр Ставиский[78], еврей родом из Российской империи) – самым знаменитым финансовым аферистом тогдашней Франции. Напомню цитату из булгаковских «Записок покойника»:

«Ну, были, например, на автомобильной выставке, открытие, все честь по чести, министр, журналисты, речи… между журналистов стоит этот жулик, Кондюков Сашка… Ну, француз, конечно, речь говорит… на скорую руку спичишко. Шампанское, натурально. Только смотрю – Кондюков надувает щеки, и не успели мы мигнуть, как его вырвало! Дамы тут, министр. А он, сукин сын!.. И что ему померещилось, до сих пор не могу понять! Скандалище колоссальный».