Слишком «левый» даже для «центристов» и слишком «правый» даже для социалистов Асанья больше походил на Керенского, чем на Ленина. Поэтому подготовка к захвату власти шла с обеих сторон. «Слева» ее возглавили коммунисты и анархисты, враждовавшие между собой. «Справа» инициативу взяли в руки военные во главе с генералом Хосе Санхурхо, находившимся в Португалии после неудачной попытки переворота 10 августа 1932 г.: «левые» посадили его в тюрьму, «правые» освободили, но отправили в изгнание. Несмотря на сотрудничество с монархистами и фалангистами, большинство военных заговорщиков выступало не против республики как таковой и не за реставрацию монархии, но против конкретного правительства, которое, по их мнению, вело страну к гибели. «Политизированная армия изначально не была врагом режима. Она участвовала в свержении монархии и несомненно думала, что получит власть.
Надежды обманулись, и верность генералов республике имела основания остыть. Они не стали принципиальными противниками режима, и только его эволюция объясняет изменение отношения к нему генералов» (RBC, V, 159).
Вернувшийся домой в 1934 г. по амнистии и получивший депутатский мандат Кальво Сотело стал трибуном крайне «правых», осуждавших бездействие Хиль-Роблеса. Убийство Кальво Сотело республиканскими гвардейцами 13 июля 1936 г. никого не удивило, но побудило заговорщиков действовать быстрее. Предпринятая 17–20 июля попытка армии и националистов свергнуть власть Народного фронта по всей стране не удалась; к тому же 20 июля Санхурхо погиб в авиакатастрофе при вылете из Лиссабона. Испания раскололась. «Белые» контролировали ряд провинций на севере и северо-западе, включая часть границ с Францией и Португалией, крайний юг, испанское Марокко, Балеарские и Канарские острова. «Красные» удерживали бо́льшую часть страны с Мадридом, Барселоной и всем средиземноморским побережьем. «Гражданская война не может быть выиграна, пока не взята столица», – отметил Бразийяк (RBC, V, 416).
Каталония не поддержала Франко не потому, что была верна идеалам республики или законному правительству, а потому что слабая центральная власть позволяла ей стать независимой, чего «белые» не допускали. Началась самая «большевистская» часть гражданской войны – каталонская революция, направленная не только против Франко и церкви, но против Мадрида и вообще против власти, которую затеяли анархисты, троцкисты и криминальные элементы и которую позднее взяли под контроль коммунисты при поддержке советских военных советников, офицеров НКВД и эмиссаров Коминтерна, включая французского депутата Андре Марти. «Без Москвы Франко в три дня стал бы хозяином Испании», – утверждал в конце 1936 г. хроникер «Альманаха Action française», добавив: «В день, когда противником Франко стала анархия, победа националистов была обеспечена» (AAF-1937, 215, 217).
19 июля 1936 г. «левый» республиканец Хосе Хираль, занимавший пост морского министра и сумевший удержать бо́льшую часть флота на стороне правительства, возглавил кабинет и сразу запросил военную помощь у Франции телеграммой. «Кассандра» Бенвиль предвидел такой сценарий еще в январе: «Вообразим в Париже настоящее правительство Народного фронта. Ему придется вмешаться в испанские дела на стороне своих братьев по революции. В то же время оно, возможно, разожжет пламя войны с Италией во имя антифашистского крестового похода» (VEF, 19). Премьер Леон Блюм немедленно откликнулся: «Законное правительство дружественной страны, учрежденное по итогам законных выборов, взывает к помощи. У нас есть моральный долг поставить ему оружие. Эта обязанность совпадает с интересами Франции, которые, очевидно, состоят в том, чтобы не допустить прихода к власти у ее юго-западных границ разновидности фашизма, который, в лице Муссолини и Гитлера, уже восторжествовал на востоке и юго-востоке»[296]
. Таким образом, легалистские аргументы с самого начала сопровождались идеологическими.Премьер поручил министру авиации Пьеру Коту приступить к переброске самолетов мадридским товарищам, которые надеялись на авиацию как на средство устрашения мятежных городов. Республиканские эмиссары тайно прибыли в Париж, но сотрудники испанского посольства, сочувствовавшие восставшим, сообщили об этом в прессу (RBC, V, 359–368). Неудивительно, что они выбрали