Шарлатан

Нельзя сказать, что они с Минни очутились на улице. Закон о банкротстве защищал от конфискации их особняк, мебель, одежду, бриллианты, страховки, фотографии доктора и один автомобиль. Как вскоре выяснили кредиторы, он попытался оставить себе и остальное – задача, к решению которой он приложил максимум хитрости и изворотливости. Уже перед самым судом он перевел активы на Минни, Малыша Джонни и некоторых друзей. «Это было началом, – писал журналист, – увлекательной игры в кошки-мышки, ставкой в которой были полтора миллиона долларов».

Двадцать четвертого марта, когда обанкротилась и миссис Бринкли, расстроенные кредиторы атаковали зал федерального суда в Дель-Рио, требуя компенсации. Вертя в пальцах кольцо с самым большим из своих бриллиантов, доктор любезно сообщил суду, что, хотя он и не в состоянии объяснить, куда делась большая часть его денег, он может предложить джентльменам частичное возмещение – шесть лошадей, девяносто голов скота, сорок уток и гарпунную пушку, как бы предлагая это в качестве хлеба и рыбы. Акции в угледобыче и недвижимость тоже могли бы что-то стоить, но, к сожалению, радиостанция принадлежит мексиканскому правительству, а клиника записана не на его имя.

Игра в наперстки по сокрытию имущества в конечном счете оказалась проигранной. Это был крах, но он не сдавался. Он сел за книги, пытаясь заочно получить сан, а после консультации с астрологом через государственного секретаря штата Техас стал добиваться членства в сенате США. «Я банкрот, – объявил он, – и денег вести избирательную кампанию у меня нет. Так что избрать меня может только свободное волеизъявление тех жителей Техаса, которые любят меня и доверяют мне». Свободного волеизъявления не последовало, и вскоре от своей идеи он отка-зался.

Но хуже, гораздо хуже было то, что Штаты и Мексика, прекратив свои долгие распри, наконец-то пришли к согласию относительного распределения радиочастот. Изгнание из эфира Бринкли явилось частью этого соглашения. Когда летом 1941 года мексиканские солдаты захватили «XERA», корреспондент «Ассошиэйтед пресс» телеграфировал, что станцию обвинили в «новостных трансляциях, несовместимых с принципами нашего континента, производимых иностранцем, симпатизирующим идеям нацизма». Через границу поползли слухи, что Бринкли является нацистским шпионом.

Только 21 июля в письме к жене, отправленном из Канзас-Сити, Бринкли признал, что все потеряно:

Дорогая моя! Я думал, что мое сердце разорвется, когда ты сообщила по телефону, что «XERA» сровняли с землей. До этого времени во мне еще теплилась надежда.

Я болен, едва держусь на ногах, и сил моих больше нет…

Люблю, папа.

Через три дня с ним случился инфаркт.

Глава 54

Когда с доктором Бринкли случилось несчастье, вспоминала Минни, «отец Флэнаган прилетел на самолете в Канзас-Сити и целыми днями сидел у его постели». Других друзей оказалось мало, и их отношение было далеко не так однозначно. Горько обиженная и сокрушенная этим падением, Минни точно знала виновников. Она написала неизвестному корреспонденту: «Американская медицинская академия затравила доктора Бринкли, обложив его со всех сторон… Эту травлю затеял доктор Фишбейн».

В больнице Канзас-Сити Бринкли стало совсем плохо. К концу августа, когда у него образовался тромб, пришлось ампутировать левую ногу. Пару недель спустя Министерство почтовой связи США, очнувшись от двадцатилетней спячки, возбудило против него дело о мошенничестве по почте. К его постели прибыл судейский чиновник с распоряжением суда о взятии под стражу и обвинением из четырнадцати пунктов; среди указанного значилось и весьма туманное, но унизительное обвинение в «необоснованных претензиях на звание великого хирурга, ученого и доктора».

«Что ж, – сказал Бринкли, взяв эту бумагу. – Полагаю, нет опасности, что я сбегу».

Так как ввиду слабости здоровья он был прикован к постели, прокурор отложил судебное заседание, но Минни была арестована – также за мошенничество по почте. Десятого января 1942 года доктор написал в Сан-Антонио одному из своих адвокатов, Уоллесу Дэвису, умоляя его о помощи: