Когда репортеры устремились за комментариями к Фишбейну, его уже и след простыл: сидя в такси, он спешил в аэропорт. Другие репортеры поймали его в Оклахома-Сити на пересадке с самолета на самолет. «Если мы смогли одолеть его там, среди его друзей, значит, мы сможем одолеть его повсюду», – сказал победитель, прежде чем вонзил зубы в жареного цыпленка. «Если бы Бринкли не был настолько глуп и не пошел бы в суд, – добавил Фишбейн позднее, – то он мог бы продолжать свое дело долгие годы».
Старый друг издателя Артур Крамп, вынужденный в 1935 году уйти на покой из-за болезни сердца, послал ему поздравление: «Каким чудом удалось АМА бросить Бринкли в его собственное дерьмо? Я не верил, что это возможно. Если так и дальше пойдет, я поверю в справедливость нашего суда!»
Впервые в жизни Бринкли избегал прессы. В Литтл-Рок он улетел на моноплане «Локхед электра» из собственного ангара в Дель-Рио.
Через несколько дней в Лондоне состоялась премьера пьесы «Человек с улицы Полумесяца» – вариация истории Дориана Грея – об ученом, каждые десять лет убивавшем очередную жертву, чтобы пересадить себе новые половые железы и оставаться вечно молодым. «Лесли Бэнкс – ученый, верящий в себя так сильно, что заражает этой верой и нас, – писал американский театральный критик. – Особенно эффектна финальная сцена, когда железы ученого внезапно, раньше срока, начинают стареть и он на наших глазах превращается в дряхлого старика».
Что когда-то казалось спасением, обернулось кошмаром. Блестящая идея тонула в сумеречной дымке.
В Ирландии умер Йейтс.
Глава 53
Четырнадцатое сентября 1939 года Мартин Лютер Кинг-младший, одетый рабом, принял участие в празднике по случаю премьерного показа «Унесенных ветром». Десятилетний мальчик вместе с другими хористами баптистского хора Эбенизера в Атланте исполнял черную музыку для белой публики, собравшейся на праздничном вечере Молодежной лиги, а неподалеку, на Пичтри-стрит, спешно докрашивали фасад Большого театра Лоу, преображая здание в подобие Тары, родного гнезда Скарлетт О’Хара, так ею любимого.
Следующий вечер наполнил все сердца восторгом. Лучи прожекторов освещали небо, в то время как трехсоттысячная толпа напирала на солдат, выстроившихся по обеим сторонам длинной красной ковровой дорожки. У входа в театр толклись и мелькали красавицы Атланты в кринолинах и кружевных перчатках, кавалеры в песочного цвета сюртуках и бриджах, юноши в дедовских мундирах с длинными, неудобными шпагами. Каждая улица щетинилась флагами конфедератов. Убери прожектора, и можно было бы подумать, что генерала Гранта разбили при Аппоматтоксе, и случилось это только вчера.
В 19.30 начали прибывать Слезник, Флеминг, Митчелл, Вивьен Ли, и вечер засверкал роскошью, вспышками и огласился криками. Звезды – большие, средние и малые – выныривали из автомобилей. Даже не имеющим отношения к кино надо было пройти по красной дорожке. («А кто это, вы знаете?») Когда появился Кларк Гейбл, солдатам пришлось удерживать толпу силой – не то бы его раздавили.
Бринкли было нетрудно заставить себя поверить, что все это затеяли ради него, доктора.
И секунду-другую он так и думал. Когда пришел их черед, он сопроводил Минни, пройдя вместе с ней по дорожке под сдержанные аплодисменты, какими встречали неузнанных знаменитостей. Наблюдавший эту сцену зоркий корреспондент «Сатердей ивнинг пост» описал Бринкли, как «бодро шагавшего достойного вида господина со светлой бородкой и едва наметившимся брюшком – типичный доктор из голливудского фильма».
В Америке и знаменитых и безвестных считают элитой. Возможно, этим и объясняется, как Бринкли удалось всего месяцы спустя после того, как его уничтожили в зале суда в Дель-Рио, вырвать приглашение на важное светское мероприятие, куда могли пробиться лишь сливки общества. Неужели ему вновь удалось оказаться на вершине? Появившаяся в апреле того же года статья в «Пост» описывала его предприятие в Литтл-Роке как вполне успешное: штат из тридцати пяти человек, две тысячи писем в неделю. Ну а катастрофа в суде – это мелочи («Несмотря на постоянные, в течение пятнадцати лет, усилия злопыхателей сбросить его с пьедестала и заглушить его голос, доктор, как продолжают называть Бринкли его приверженцы, все еще на коне»). Со времени суда, как утверждала Минни, ее муж получил «пятьсот тысяч никем не инспирированных писем» с призывами баллотироваться в президенты.