Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь

Лето стояло жаркое. При первой возможности она уходила в сад и в одиночестве мерила шагами широкие песчаные дорожки. Иногда к ней пытались присоединиться – не мадемуазель Бланш, которую после ее вторжений на их уроки с Эже Шарлотта просто не замечала, но две другие учительницы, тоже жившие на рю Изабель. Общения не получалось. На ее нелюдимость и неспособность к элементарным социальным контактам не раз намекала мадам Эже: Шарлотта понимала, что это не слишком правильно, но не собиралась меняться. Иногда даже ее вежливость казалась окружающим оскорбительной: она, близоруко щурясь и рассеянно глядя вокруг, разговаривала короткими односложными фразами, в высшей степени не свойственными французскому языку. Нет, этот прекрасный язык предполагал куртуазную цветистую оболочку для выражения самых простых мыслей и чувств, как будто хотел утаить их подлинную сущность от собеседника. Она в совершенстве овладела этим искусством на письме, но в устном разговоре с неинтересными ей людьми была чересчур резка и прямолинейна, за что мадам выговаривала ей: “Так не говорят по-французски, мадемуазель, ce n’est pas gentil (это не слишком любезно)”. Она не раз просила мужа поговорить с Шарлоттой на эту тему, но он, произнеся несколько банальностей, почел за лучшее оставить свою талантливую ученицу в покое. И убедился, что был прав, когда получил в подарок аккуратно переписанное ее красивым почерком эссе с многозначительным названием “Цель жизни”. В этом нравоучительном памфлете речь шла о некоем студенте, осмысляющем свою судьбу. И там был такой пассаж: “Я бегу от мира, потому что не обладаю достоинствами, чтобы блистать в нем. Мне не хватает изящества, милосердия и живости. Нелюдимый человек неприятен обществу. Он любит одиночество, потому что ему так проще, и это идет от его эгоизма и лености”.

Наступил август. Старые грушевые деревья в саду сплошь были покрыты нежными, еще не до конца созревшими плодами, цветники пылали красками, розы на закате пахли особенно сильно. Шарлотта с помощью учениц еще в прошлом году внесла в этот французский сад английские ноты, и теперь рядом с аккуратно подстриженными кустарниками и геометрическими бордюрами, знаменующими победу человеческой мысли над природой, буйно росли лаванда, розмарин и базилик. Утром она срывала несколько веточек базилика, чтобы положить себе в чай, и недоумевала, как это мадам еще не распорядилась выполоть эти беззаконные растения: Шарлотта не сомневалась в том, что все, связанное с ней и ее английским происхождением, было для Зоэ ненавистно. 12 августа, когда всех позвали на праздничный завтрак по случаю Дня святой Клары, она впервые узнала о втором имени хозяйки – Клэр. Та была урожденная Клэр Зоэ Парант.

Виновница торжества появилась в столовой с опозданием, но была встречена восторженными восклицаниями и даже аплодисментами. Она была особенно хороша в это утро: замысловатая прическа (из ее густых волос можно было сотворить все что угодно), белоснежное, как у невесты, платье модного силуэта “песочные часы”, украшенное розовыми и голубыми лентами. Слишком глубокое для утреннего наряда декольте подчеркивало красоту шеи и плеч, пышная и длинная юбка, напоминающая колокол, позволяла делать лишь мелкие, изящные шажки, отчего мадам выглядела трогательной и даже беспомощной. Месье покорно шел позади.

Она похожа на огромную розовую сливу, подумала Шарлотта. Наряжаться в шелк и атлас к завтраку, да еще в пансионе, – такое возможно только в Брюсселе. Да и талия, несмотря на фасон платья, у нее небезупречна. Шарлотта уставилась на свою тарелку и услышала:

– Мои дорогие друзья, спасибо за поздравления. Сегодня для нас особенный день. И потому, что заканчивается учебный год – совсем скоро все мы разъедемся на каникулы. И потому, что месье Эже и я хотим поделиться с вами радостным известием: наша семья ждет пополнения. Ребенок должен родиться в конце осени или начале зимы.